Не открывай эту дверь - Светлана Ворон

умеет. Может, я себя обманывала. Секс для мужчин имеет не то же значение, что для женщин. Но так отчаянно хотелось верить, что за порывами вампира стоят не только жажда крови или благодарность за жилье, а нечто неизмеримо большее. В конце концов, ради того, чтобы остаться со мной, он ежедневно совершал подвиг: со всех сторон окруженный в городе искушениями, согласился не трогать людей и держал слово.

— А если тебя ранить, у тебя тоже пойдет кровь? — задала я вопрос, когда мы уже сидели за столом, и я попивала чай с лимоном. Вспомнила про отросшую за минуту челку и представила так же быстро затягивающуюся рану. Но вживую еще не видела.

— Не так, как у людей, — удивленно вскинул брови парень в ответ. — Собственной крови у нас нет, мы существуем за счет ее употребления. Наши органы перестроились, человеческая пищеварительная система выполняет совсем другую функцию. Вместо переваривания желудок сразу распределяет питательную массу по сосудам, напрямую превращая ее в энергию или используя для исцеления. Больше она ни для чего не нужна, поэтому наши сердца не бьются так, как человеческие, и мы можем задерживать дыхание бесконечно долго — все эти примитивные органы «смертных» стали рудиментами. Вот почему в ваших легендах вампиров окрестили живыми мертвецами. Но на самом деле это совсем не так, мы просто другие, усовершенствованные эволюцией. Как у вас говорится: все гениальное — просто. Пей и существуй. Чем больше выпил — тем дольше расходуешь, а жить благодаря постоянной регенерации можно вечно.

Я представила внутренности вампира как большое хранилище и постаралась поскорее забыть об этом. Лучше бы не спрашивала!

— Так как кровь чужая и ее не возобновляет человеческая система, она довольно быстро сворачивается, — как ни в чем не бывало продолжил парень, не замечая моего отвращения. — Это значит, чтобы до нее добраться, ранить нужно только что пообедавшего вампира и как можно глубже, иначе это бессмысленно. Из-за плотности густеющей крови поверхностные сосуды не способны ею наполниться — слишком тонкие, именно поэтому наша кожа такая бледная, — вытянул он на столе руку, демонстрируя белизну.

— Хм, — призадумалась я, моя фантазия иногда уводила меня слишком далеко, я и сама не была рада. — Я подумала: голодный вампир может «ограбить» сытого?

— Ну и вопрос! — восхитился Шеридан, заразительно рассмеявшись.

— Забудь, — попыталась соскочить я — красочного описания процесса мне только и не хватало для полного «счастья». Нужно укоротить себе язык.

— Как я и сказал: кровь циркулирует слишком глубоко под кожей, и чтобы до нее добраться, придется довольно глубоко вгрызаться. А сделать это не так-то просто, вампир ведь не будет просто стоять, он будет успешно сопротивляться.

— Ладно, ладно, — я зажмурилась, стараясь избавиться от неприятной картинки перед глазами. Но в голову лезли и лезли непрошенные идеи, совершенно не вдохновляющие. Достаточно ли острым должен быть нож? Если изрешетить вампира пулями, он истечет кровью или нет? Тело вытолкнет пули или они останутся в ране после того как та затянется?

— Наша кровь не годится в пищу, она в определенном смысле уже переработана в нечто иное и содержит токсины. Вампиру, конечно, они не навредят, но и удовольствия от ее употребления — никакого. К тому же, разве это не аналог вашего людоедства?..

«Вампиру не навредят»…

— А кому навредят? — прищурилась я, потому что звучали его слова непонятно и оттого интригующе.

Мне бы замолкнуть, но уже слишком сильно глодало любопытство. На месте ученых я бы заперла вампиров в клетке и хорошенько исследовала, они были существами совершенно непостижимыми, поразительными. Их улучшенные возможности наверняка могли принести пользу человечеству: вылечить рак, продлить жизнь. Если бы удалось обойти «побочный эффект» — превращение в монстра.

С другой стороны, именно так обычно и начинаются апокалипсисы: группа ученых испытывает судьбу, то вирус изобретет, то оружие массового уничтожения. Не исключено, что подобный эксперимент привел бы к похожему развитию событий, как в мире Шеридана. Благими намерениями, как известно, выложена дорога в ад.

— Из всех моих объяснений почему тебя заинтересовало именно это? — удивился парень, но в его глазах вспыхнуло нечто, чему я не могла дать определения. Шестое чувство буквально вскричало во мне: заткнуться. Взгляд парня наполнился жаждой, скрытой опасностью, даже почти коварством: — Хочешь стать вампиром?

Ах, вот в чем дело. Больше он мог ничего и не добавлять, я сама догадалась. В моей голове тотчас же промелькнули сюжеты фильмов, когда жертва упыря становится такой же, если глотнет его крови. «Напиток бессмертия», — так, кажется, его называли в мифологии. Я настороженно следила за Шедом, осторожно подбирая дальнейшую линию поведения.

— Лекси, наша кровь ядовита для людей, — признал он буднично. — Именно так мы создаем себе подобных. Можешь попробовать, если хочешь, — он протянул мне руку ладонью вверх, и я непроизвольно отшатнулась, вжавшись в спинку стула.

— Нет, спасибо, — поблагодарила саркастически, а этот наглый провокатор лишь ухмыльнулся. — Просто я не думала, что наши легенды настолько буквальны. Они же иногда врут? Солнце вас не сжигает, чеснок, серебро и распятие не действуют. А, например, почему в фильмах вампиры не только дают своей крови, но еще и кусают жертву? Это необходимо?

Глупо было и дальше вести этот неоднозначный разговор, но я продолжала заигрывать со смертью, игнорируя знаки. Видела, какой огонь разожгла наша беседа в глазах Шеридана, какую неприкрытую надежду на то, что я расспрашиваю, потому что подумываю стать бессмертной. И все же никак не могла уняться.

— Необходимости нет, — весело усмехнулся вампир, которого, очевидно, забавляла моя святая наивность. — Чтобы завершить процесс, яду нужно трансформировать всю человеческую кровь, и чем больше ее в теле, тем дольше будет длиться само превращение. Зачем позволять еде пропасть зря, верно? — Он широко, опасно улыбнулся, показывая острые зубы, и я поежилась. Даже если я и закрывала постоянно глаза на его хищную натуру, относясь к парню, как к человеку, Шед никогда не позволял мне окончательно забыть, кто он на самом деле.

— Болит? — побеспокоился Шеридан, взглянув на мой порез, вокруг которого расползлось синюшное пятно. Так всегда бывало, если он прикладывался. Сосуды лопались.

— Немного, — признала я, и парень, воспользовавшись тем, что официант оставил нас в покое, привлек мою ладошку к губам, ласково целуя прикрытую пластырем ранку, заживающую куда медленнее, чем укус. Сожаление в красивых немигающих глазах позволило бы мне простить ему все, что угодно.

В то же самое время, едва он вдохнул запах моего запястья, и его зрачки вспыхнули как у хищного зверя на охоте, я тоже почувствовала сострадание, зная, как сильно ему хочется снова ощутить вкус