Ради твоей улыбки - Джо Беверли

* * *

Как только мужчины ушли, Элинор улыбнулась:

— Можно, я буду называть вас Эми, как Николас? Это легче выговорить. Вы должны помочь в устройстве вечера — мне никогда прежде не приходилось этого делать.

Глаза девушки расширились от удивления:

— Почему?

Элинор не заставила себя упрашивать и тут же в общих чертах изложила повесть о своей жизни. Эмили сразу загорелась желанием помочь. Леди Мидлторп дала всем своим дочерям основательное воспитание, поэтому они с легкостью составили план вечера. Холлигирту было поручено доставить все необходимое.

— Вы должны послать приглашение своему Питеру, — напомнила Элинор.

— Будто я могу забыть. Это просто невозможно. Он приходит в ярость, если другие мужчины танцуют со мной, и даже дома, где мы все друг друга знаем, постоянно оглядывается в поисках соперника. — Глаза Эмили шаловливо блеснули. — Правда, прелестно? Никак не могу привыкнув к мысли, что это меня он любит столь горячо, ведь я… так некрасива.

Элинор не могла дождаться встречи с Питером Лейверингом. Описания Эмили были полны противоречий. По ее словам, он строен и сложен как бог; мягкий, добродушный и одновременно свирепый, как лев; сельский житель, любящий свою землю и лошадей, и вместе с тем блестящий денди; беззаботный весельчак и суровый собственник.

Элинор решила не доверять большей части услышанного и твердо верила, что увидит вполне заурядного человека. Однако реальность ее ошеломила.

Питер Лейверинг оказался невероятным красавцем атлетического сложения и более шести футов ростом. Вьющиеся волосы цвета осенних листьев обрамляли лицо греческого бога, темные глаза то вспыхивали, то гасли, отражая малейшую смену настроений. Он и несколько прозаическая Эми казались жителями разных миров. Элинор не могла найти в них ничего общего, но сами возлюбленные, казалось, не сознавали своей несовместимости.

— Привет, мышка, — проговорил он с улыбкой. — Сознавайся, много ты тут напроказничала?

— Я была образцовой леди, Питер. Ну, давай выкладывай новости.

Эти прозаические приветствия противоречили теплым объятиям и пылким взглядам, которыми обменялись молодые люди.

Элинор какое-то время составляла им компанию, но потом, успокоив свою совесть, незаметно вышла из комнаты.

В холле она столкнулась с входившим в дом Николасом. Он не ночевал дома, но в последние дни это случалось нередко и не являлось предметом обсуждения.

— У тебя виноватый вид, — заметил он, безразлично скользнув губами по ее щеке.

— Именно так, — сказала Элинор. — Я оставила Эми и ее Питера на несколько минут одних. Мне показалось, что они просто умрут, если хотя бы разочек не поцелуются…

Она замолчала, вдруг осознав свою собственную ситуацию и то, как ей самой хотелось поцелуя. Интересно, а что сделает ее муж, если она прямо сейчас возьмет и поцелует его? Неужели станет сопротивляться?

Но Николас уже отошел в сторону.

— И все же давай-ка вернемся к ним, — предложил он. — Мне не терпится познакомиться с этим «идеалом». Кстати, Майлс спрашивает, может ли он привести на наш вечер своего брата-священника. Майлс клянется, что он не станет читать проповеди, а почтет своим долгом занимать дам, оставшихся без кавалеров.

Элинор оставила глупую идею обольстить мужа и охотно согласилась включить святого отца в список гостей.

— Вы ему сами скажете или мне следует послать приглашение?

— Скажу. Пожалуй, пора прервать наших голубков. — С этими словами Николас направился в глубь дома.

* * *

Хотя приглашения разослали незадолго до приема, комнаты были полны гостей. Поменьше официальности, побольше изысканных блюд и напитков, решила Элинор, обдумывая предстоящий вечер. Собралась в основном молодежь. Трио музыкантов играло беспрерывно, и один танец сменял другой. На вечере царил дух веселья и жизнерадостности, но настроение Элинор от этого не улучшилось.

Ей приятно было наблюдать, как Николас расточает свое обаяние, делает все возможное, чтобы обеспечить успех их приему, но в то же время это вызывало в ней чувство горечи. Если он с такой легкостью превращается в обаятельнейшего человека, почему же ему так трудно сделать это ради нее, размышляла она. Сколько раз ей самой приходилось поднимать себе настроение! Даже когда маркиз Арден, опустившись перед ней на одно колено, умолял подарить ему приколотую к ее волосам розу, Николас лишь снисходительно улыбнулся.

Она, должно быть, выдала свою боль, поскольку лорд Мидлторп, остановившись рядом с ней, спросил:

— Что вас так опечалило при виде этих юных влюбленных?

— Ничего, — ответила Элинор, пытаясь придать своему тону беспечность. — Я беспокоюсь о том, как все пройдет, ведь это мой первый прием.

Френсис покачал головой:

— Нет, Элинор, у вас на лице все написано. Вы смотрите на Питера и Эми, а думаете про себя и Николаса.

Она почувствовала, что краснеет.

— Ваш муж был бы плохим хозяином дома, если бы забыл про гостей и крутился возле вас, — продолжил Мидлторп. — И потом, он, вероятно, доверяет вам гораздо больше, чем Питер Эми.

— Уверяю вас, если я брошусь в объятия другого мужчины, он глазом не поведет.

К удивлению Элинор, ее собеседник рассмеялся:

— Вы совсем не знаете Николаса. Ревность не лучшее доказательство привязанности, но если он станет ревновать, разве это сделает вас счастливее?

Элинор тут же пожалела о вырвавшихся у нее словах.

— Конечно, это неприлично и очень глупо, но боюсь, что да.

— Ладно, идемте. — Френсис подал ей руку. — Покажите мне вашу библиотеку. Это отвлечет вас от забот.

Она бросила взгляд на мужа и, приняв Протянутую руку, позволила увести себя из комнаты.

— Думаете, он бросится за нами? — спросила Элинор, когда они пересекли холл. — Сомневаюсь, что этот человек вообще заметил, как я покинула комнату.

— Не уверен. Более того, возможно, что я неосмотрительно рискую собственной жизнью, — с улыбкой сказал Френсис.

В его внимательных глазах светилась искренняя забота, и Элинор почувствовала, как сердце ее дрогнуло. Ну почему, почему она окружена вниманием всех и каждого, кроме одного-единственного…

Когда они вошли в темный кабинет, голос Мидлторпа прервал ее мысли:

— Не унывайте, иначе вы заставите меня думать, что моя компания никуда не годится.

— Вовсе нет. Не знаю, что бы я делала без вашей дружбы.

Он зажег свечи и огляделся вокруг.

— Какая чудесная комната! Так что вы хотели мне показать?

Элинор взяла альбом с китайскими гравюрами.