Его нельзя любить. Сводные - Мария Николаевна Высоцкая

— Не знал, что ты боишься грозы.

Его голос звучит прямо над ухом. Тихий, немного скрипучий, будто он ужасно взволнован или же, наоборот, сильно недоволен происходящим.

— Есть в нем что-то зловещее, — вытягиваю шею и тут же сталкиваюсь с Яном взглядами. Глаза в глаза.

Они у него сейчас еще темнее, чем обычно. Зловещие. Как эта самая гроза. Он сам как вот эта разбушевавшаяся за окном стихия. Такой же непреклонный, не воспринимающий мелких протестов, а самое главное — свободный. Свободный от чужого мнения и предрассудков.

И уж если он что-то начал, то все обязательно будет, будет на разрыв.

— М-м-м.

— Необязательно меня трогать.

— Так? — он перемещает свою ладонь мне на бедро. Обжигает.

— Так, — киваю, абсолютно забывая, как дышать, и зачем-то касаюсь его щеки.

— Или так? — снова скользит по моей покрытой мурашками коже. Теперь кончик его пальца обводит мою грудь под тонкой тканью футболки.

Я дрожу всем телом, выдыхаю какой-то непонятный звук в едва приоткрытые губы. Грудь реагирует на мимолетные прикосновения. Чувствую, как твердеют соски, а желание, чтобы он потрогал меня еще, становится навязчивым.

Боже, когда это случилось? Когда я допустила мысль, что все происходящее — норма?

Я должна держаться от него подальше. Я именно это и делала на протяжении двух недель. Избегала. Он тоже, между прочим.

Нам было весело, мы ночевали в небольших отелях, ходили на тусовки, знакомились с новыми людьми, да даже представлялись всем как брат и сестра, словно нарочно хотели избежать и малейшей лазейки на хоть какую-то близость в глазах других. Не афишировали ярлык сводные, будто ограждая себя от лишних, запретных действий.

Так что же происходит теперь?

Упираюсь взглядом в темную, растрепанную шевелюру и, не удержавшись, запускаю в нее пальцы. Мне кажется, я хотела это сделать уже очень давно. Ян в этот момент обхватывает ладонью мою ягодицу, спускает пальцы чуть ниже, прихватывая, и тянет. Я устраиваю свою ногу ему на бедро и очень остро чувствую его эрекцию. Пугаясь этого факта до чертиков, конечно.

Это немного диссонирует, он всегда отпускает жирные намеки, что как девушка я в принципе его привлекать не могу, а тут вот…

Нет, допускаю, что это всего лишь физиология. И, честно говоря, пусть это действительно будет именно так. Но, несмотря на это, меня все равно облепляет холодным потом как второй кожей. Пальцы подрагивают. Я все еще продолжаю пропускать сквозь них его непослушные волосы и громко, учащенно дышать.

— Никто не узнает, — Ян улыбается уголками губ.

Я прекрасно это вижу, салон машины освещает включенный сенсорный экран на панели.

— Знаю, — киваю и обвожу пальцами его губы.

Сама себя не понимаю. Меня тянет к нему. Это невозможно объяснить словами, только почувствовать. Это страшно — понимать, что человек, который вызывает в твоем сердце какие-то сумасшедшие, необъяснимые реакции, может причинить боль. Я знаю, что он может. Наше перемирие ничего не значит. Оно временное, возможно — фальшивое.

Но сейчас это будто не имеет значения.

Мозг отказывается быть рациональным, отдавая вожжи правления сердцу. А оно, оно трепещет от прикосновений. От прерывистого дыхания. Тепла, которое исходит от мальчика, что за какие-то две недели запал в душу настолько, что вся прошлая жизнь кажется черно-белой драмой.

Краски размазываются по стеклам машины, я их вижу. Мир начинает играть разнообразием цвета.

Это обман. Все это неправда. Обоюдная ложь. Ну и пусть!

Ян обхватывает ладонью мою шею, а потом целует. В губы. Аккуратно. Едва ощутимо, а меня потряхивает даже от этой капли.

Ненормальная.

Больная.

Сумасшедшая.

Так нельзя. Сейчас все иначе. Нет страха, нет адреналина, а значит, нет оправданий этому безумию, от которого я не отмоюсь, если переступлю черту. Она уже становится полупрозрачной…

Ян снова целует, и мое сердце на мгновение замирает.

Я не верю в происходящее. Знаю, что этого ни в коем случае нельзя делать, но, несмотря на доводы разума, прижимаюсь к нему всем телом сильнее.

— Это просто пиздец, Ника!

Нас обоих потряхивает, как после удара током. Ян отстраняется первым, перекатывается на спину, а потом резко садится, накрывая голову ладонями. Он всегда такой — без сомнений отсекает любые проблески эмоций, если это ему нужно.

Я лежу на боку, посматривая на него из-за уголка одеяла. Внутри все ходуном ходит. Кажется, мы единовременно лишаемся рассудка. Во мне килотонны чувств. Я будто все еще ощущаю его руки на своем теле.

Чуть крепче стискиваю ноги, понимая, что физиология взяла свое. Я возбудилась.

Гирш тем временем выпрыгивает из машины прямо под дождь в одних боксерах.

Подтягиваю колени к груди и сцепляю пальцы в замок. Прижимаю руки к месту между ребер, прислушиваясь к молотящему по крыше ливню.

Первые несколько минут я пытаюсь поймать дзен, и у меня даже получается. Но очередной раскат грома стирает мнимое спокойствие.

Вытягиваю шею, выглядываю в окно. Яна поблизости нет.

С ним же ничего не может случиться? Правда?

Сижу в ожидании еще минут пять и, натянув на футболку и трусы дождевик, вылезаю из машины.

Осматриваюсь.

Поначалу я даже мысли не допускаю, что у Яна хватит ума направиться в сторону бушующего моря. Но его темная фигура, виднеющаяся там, говорит об обратном.

— Ты с ума сошел?! — кричу уже на бегу туда. — Ян, это опасно!

Глава 19

Ян

— Ты с ума сошел? Ян, это опасно!

Сошел ли? Абсолютно точно.

Отголоски Никиного крика разбиваются о звуки бушующих волн. Оборачиваюсь. Она бежит сюда в развевающемся на ветру дождевике. Капюшон сдувает с головы сильным порывом ветра. Она приглаживает метающиеся в воздухе волосы, но продолжает уверенно приближаться.

— Чего ты орешь? — ловлю ее и прижимаю к своей груди. Ника запрокидывает голову. — Я просто… — Какого-то хрена смотрю ей в глаза, они у нее огромные, перепуганные. Это царапает где-то в области сердца. — Просто вышел покурить.

— В ливень? — она шмыгает носом. Топчется на месте и забавно морщит нос, в очередной раз набрасывая капюшон на свою голову. Его тут же сносит ветром, опять.

— Всего лишь небольшой дождь, — пожимаю плечами.

Ника смотрит исподлобья, и мне остается только врать.

Сам знаю, что коротнуло, поэтому и вышел, иначе случилось бы то, о чем мы оба с утра пожалеем, а может, сразу после…

— И где же тогда твои сигареты?

Ника продолжает сверлить меня глазами.