Акимуды - Виктор Ерофеев

– Я признаюсь, – тихо сказал Посол, – что в чем-то мы действительно запутались. Но зато две тысячи лет эта модель работала безотказно.

– Я представляю себе заголовки газет, – сказал я. – Бог признал свои ошибки!

– Безотказно? – не мог успокоиться Лядов. – Это вы мне говорите, что безотказно? Да вы землю залили кровью! Безотказно!

– Вы судите с позиций здравого смысла, – сказал Посол. – Так европейское мещанство критикует арабских подростков, которые жгут машины в Париже.

– А что, в чем виноваты машины?

– Зачем все это ворошить? – забеспокоился я. – Пусть будет так, как есть. Что это у тебя за вино?

– Это потрясающее вино, – с тлеющей злобой ответил Лядов. – Это Шато Марго нашего с тобой года рождения. Я сейчас вас угощу потрясающим лимонным тортом.

Когда Посол вышел в туалет, Лядов набросился на меня. Зачем ты его привез? Оставайся! Пусть он проваливает, а ты оставайся! Я буду звонить девчонкам. Потерянный вечер! Если девчонки спят, вызовем проституток!

Вошел Посол. Они дружески распрощались. Лядов проводил его до машины. Я остался с Лядовым.

– У меня заржавели все религиозные примеры, – сказал Лядов, вызванивая девчонок. – Таня, так ты приедешь? – Начальственный тон. – Нет? Ну, смотри, будешь жалеть!

Я молчал. В сущности, я был на стороне Посла, я чувствовал шестым чувством, что Лядов неправ, что его богоборчество поверхностно, если не сказать пошло, но мне не хотелось спорить с Лядовым.

055.0

<ТУШКАН>

У Георгия Иванова (хотя при чем тут поэзия?) есть стихи о том, что Богу надо будет сильно постараться, чтобы, после того что у нас было на земле, мы с восторгом приняли рай и райские кущи нон-стоп.

А что было у нас на земле?

Гуляя по Ницце (лет тринадцать назад) с родителями в солнечный январский день, вдоль радостно-спокойного моря, среди пастельно-пятнистых платанов и запахов кофе, я готов был довериться мысли о неприхотливом счастье старческой жизни. Возможно, и Георгию Иванову в той же Южной Франции, с теми же самыми пастельными платанами, пришли как легкое бунтарское вдохновение эти его стихи.

Но зачем заставлять людей не по-человечески уходить из этой жизни? Кому нужны эти звездные войны богоборчества?

Где-то на пороге восьмидесятипятилетия, когда люди нуждаются в высокой защите, происходит обвал за обвалом. У тех, кто вроде бы жизненно здоров (других давно нет). Ты бьешься за спасение мозга, сердца, глаз отца, чья история болезни приобретает фатальные размеры, сталкиваешься с тем, что случайные доктора смотрят в сторону, и ты находишь тогда, если это удается, неслучайных докторов, и они выкладываются, вникают в детали – ты понимаешь, что это бесконечное везение: соединить инструменты поддержания жизни с пониманием твоей любви. Так что удивляться тому, что впереди нас ждет непролазная жуть? У нас в стране нет не секса, а старости.

Ты приезжаешь на родительскую дачу – оставив маму с папой без присмотра на несколько недель твоих морских авантюр – и видишь: крыша рухнула. У отца такая одышка, будто он, как гончая, бежал десяток километров. Еще до твоего отъезда он отчетливо думал о том, чтобы написать письмо Главному, найти правильные слова – защитить от судебного разбирательства своего младшего сына (твоего брата), – а тут уже нет ни Главного, ни слов к нему.

Мама достает парижские альбомы – фотоархивы путешествий. На задней стороне фотографий случайные записи. Они сидят вдвоем в папином кабинете и рассматривают фотографии. У отца в руках лупа в качестве навигатора. Отец узнает прошлое. Паника: куда-то пропали зубы. Их находят совсем не в том месте, где им полагается быть.

Вечером мама звонит мне и говорит, что на одной из старых фотографий написано… Так вот, когда я был младенцем, они меня звали тушканом…

– Ну, ты понимаешь: тушканчиком – а мы ведь об этом с папой забыли!

056.0

<ПРАВОСЛАВНАЯ ЭРОТОМАНКА>

Лизавета задолбала себя и семью своей преждевременной мастурбацией, которая ей не давала жить. Она дважды оставалась на второй год, она отказалась от посещения музыкального кружка. Бабушка Лизаветы, сама врач, смазывала по вечерам половые органы Лизаветы, имеющие характерно ярко-красный цвет, антидрочильным кремом, но это не способствовало лечению недуга. Бабушка-врач скончалась от переживаний, но даже тогда, когда она лежала на кровати с черным отверстием мертвого рта, Лизавета не переставала мастурбировать в ванной.

Удрученная мать отдала Лизавету в психбольницу, чем только усугубила положение дел. Через три дня она сбежала из больницы, и ее долго никто не мог найти. В семье ее считали покойницей.

В конце концов Лизавета объявилась в прославленном монастыре в Калужской области, где была принята на работу в качестве реставратора культового искусства. Шли годы. Монахи монастыря обратили внимание на то, что вокруг головы Лизаветы образовался светящийся венчик.

057.0

<КИСЕЛЬ>

К перестройке я отнесся с умилением. Умиление парализовало мои мышцы. Это был малоплодотворный период. Такой же, как и последние десять лет, когда я боролся за звание счастливого мужчины. Чем хуже было в стране с демократией, тем хуже становилось в моей семье с любовью. Сказать, что Света никогда не любила меня, было бы несправедливо. Она любила меня как спасителя. Но ей нравятся такие брутально черноволосые, кучерявые.

Я всегда боялся жить один. Мне нужно зеркало отражения. Перед кем похвастаться. Мне надо было сразу бежать, когда она стала посылать эсэмэски португальцу пять лет назад, а я дал слабину.

Но я влюбился по-настоящему и переживал. Когда она мне не давала – шла спать, не давала, грубо придумывая насчет «устала» и «голова болит», я долгие годы не мог решить вопрос: она что, секс не любит? Или не любит секс со мной? То есть потом она не хотела секса со мной – но когда стала тормозить? В чем там было дело? Португалец! Там, в тех брутальных краях, быть мужчиной – это кулак, а я – такой либеральный кисель!

058.0

<ДОНОС>

В Москве при загадочных обстоятельствах открывается посольство страны, которой не существует на земном шаре. Нам предстоит узнать, что за флаг реет над воротами дипломатической миссии, какие цели ставят перед собой сотрудники посольства, кем они являются или за кого себя выдают?

Посол-самозванец, который имеет наглость представляться как Николай Иванович Попов, кощунственно заявляет, что он является божественным созданием, людским богом с вневременным стажем, автором известных священных книг. Свой приезд в Москву он мотивирует желанием переписать старые заветы и пересмотреть прежние договоры с людьми, потому что мир изменился и он не хочет, чтобы люди верили в сказки. Этот Николай Попов пытается спекулировать на своей особенной любви к России, но на самом деле развратничает с нашими девками, говорит о людях чудовищные гадости и не верит в бессмертие души у доброй половины человечества… Народные мозги кипят.