Планета Райад. Минута ненависти или 60 секунд счастья - Михаил Крикуненко

Иду на площадь перед КПП. Надо купить теплые носки. У ворот неожиданно встречаюсь с Ольгой Ивановной. Как всегда, подтянутая, в своем строгом сером костюме, поверх которого надето светлое короткое пальто из кашемира, она спешит на работу в Дом правительства. Спросил ее про дочь.

— Оля сегодня не придет, приболела немного. От меня, наверное, заразилась, я же две недели грипповала. Ну, вы помните, когда к нам приезжали. Но завтра она будет обязательно — мне по работе поможет и отцу позвонит, если вы не против.

Конечно, я не против. Глядя вслед этой женщине, еще очень привлекательной в свои пятьдесят два, думаю о том, что за все время она ни разу не позвонила бывшему мужу сама. Только один раз пришла с Ольгой. Наверное, она все еще не простила его. За годы одиночества, за упущенные возможности в карьере. Наверное, если бы не Ольга, она бы вообще никогда к нему не обратилась. Но так случилось, что теперь ее бывший муж — единственный человек в Москве, номер телефона которого она знает.

После вчерашних событий мы с Гусем решили сегодня никуда не ездить. Я позвонил родителям в Нижний, поздравил бабушку с восьмидесятисемилетием.

Мы зашли в пресс-службу Дома правительства узнать сводки, а потом решили пообедать здесь же, в столовой. Неожиданно Иван стал ныть, что хочет непременно шашлык. Мы с Пашкой оба не любим шашлычную у шлагбаума, рядом с рынком. Там грязно и тесно. Голосуем за проверенные котлеты в столовой Дома правительства. Кроме того, Пашке не хочется таскаться с тяжелой камерой. Мы взяли ее с собой на случай, если придется писать синхрон в пресс-службе. Но Иван просто умоляет пойти в шашлычную. Хитрость его ясна. Там наливают водку. А здесь нет. Я это понимаю и злюсь на Ивана. Меня раздражает, что он не может честно сказать, что просто хочет выпить. Иван продолжает уговаривать. Говорит, никогда в жизни не хотел шашлык, как сейчас. Я махнул рукой. Ну что делать, раз ему так приспичило? На стоянке Лема меняет колесо, воспользовавшись свободным днем. Позвали с собой. Отказался — уже поел.

До шашлычной метров двести пятьдесят. Выходим за КПП. День выдался, на удивление, теплым и солнечным. Кажется, будто не Новый год, а весна на носу. Солнце растопило редкий снег, и теперь под ногами грязная, липкая каша. Пытаемся разминуться на дороге с «уазиком» и «КамАЗом», медленно проезжающими мимо нас. Сторонимся, чтобы не забрызгало грязью. В «КамАЗе» замечаю совсем юную чеченку лет шестнадцати. Она сидит рядом с мужчиной-водителем, по виду тоже чеченцем. Он сосредоточенно смотрит перед собой. Девушка улыбнулась нам и помахала рукой. Я ответил. Почему-то посмотрел на часы: 14:22. Заходим в прокуренный дорожный вагончик, переоборудованный в кафе.

Шашлыка сегодня нет. Заказываем пельмени. Ивану — водку. На шашлык ему, разумеется, наплевать. Присаживаемся за стол, накрытый клеенчатой липкой скатертью. Кроме нас в шашлычной несколько контрактников. Торопливо едят, спешат на службу.

— Домой уже хочется! — сладко потянулся Иван. — А тебе, Гусь, хочется?

Но Пашка ответить не успел.

Земля под шашлычной на мгновение просела и резко выпрямилась, ударив снизу мощно и хлестко. В поисках жертв ворвались внутрь вагончика осколки стекол от единственного окна, рядом с которым никто не сидел. Мощная, как цунами, взрывная волна прошла сквозь фанерные стены, а затем через мой организм, бесцеремонно ощупав каждую его клетку, каждый орган, ударив по телу, словно по камертону, заставив все внутри вибрировать и дрожать.

Тарелки полетели на пол. Люди привычно упали сами, ожидая обстрела. Обычно за взрывом всегда следует новый взрыв или обстрел.

«Нападение на базу» — первая мысль, которая пришла в голову. Тут же прогремел второй взрыв, гораздо мощнее первого. Вагон встряхнуло, будто кто-то взял его за холку и потряс, как щенка, если бы у дорожных вагонов были холки. Мы с Гусем лежим возле самой двери. Пашка включил камеру. Не поднимаясь, я осторожно приоткрыл дверь.

…Над Домом правительства стоит огромный черный гриб из пыли, щебня и наверняка кусков человеческой плоти.

— Не хило бы мы там сейчас поели! — выпалил Иван.

Контрактники вскочили с пола, похватав автоматы, рванули к выходу, вдавливая в пол каблуками берцев недоеденные пельмени и манты, скользя по разлитому супу и компоту.

Мы бежим в сторону черного гриба. Он не спешит рассеиваться. Зловеще клубится над столовой, в которой несколько минут назад мы собирались обедать. На месте столовой — груда сложившихся плит.

Перед КПП сползает по стене контуженный солдатик. Таращит глаза, передергивает затвор, направляет на нас автомат.

— Свои, не стреляй! — кричу солдату. Понимаю, что слова с трудом проникают в его заложенные взрывом ушные раковины. Он думает, что мы боевики, бегущие в атаку после взрывов. Растерянно смотрит, все еще не понимая, на каком свете находится, не решаясь дать по нам очередь. — Свои! Слышишь, мы свои, не стреляй! — ору ему и, подскочив, опускаю ствол «калашникова». Мальчишка растерянно хлопает глазами, кивает. Заикаясь, пытается что-то сказать, из ушей у него идет кровь. Бежим дальше через КПП.

Сразу натыкаемся на мужчину и женщину в камуфляже, связистов. Держась за руки, поддерживая друг друга, они бегут прочь от черного гриба. Оба в шоке, ревут навзрыд. Головы их разбиты, лица густо залиты кровью. Неестественно алой и густой, словно кетчуп это, а не кровь.

С тех пор как люди изобрели порох, им стало значительно проще добираться друг до друга. Ни одно из хищных существ Планеты, с их клыками, длинными щупальцами, ядом или многотонной массой, способной превратить врага в лепешку, не сравнится с человеком, у которого есть порох. Порох может превратить горы в равнины, а равнины — в глубокие овраги. Может менять облики городов и за секунду разрушать то, что создавалось веками.

Площадь перед Домом правительства — единственного благоустроенного здания в Грозном, оазис относительной безопасности, порох за секунду превратил в груду мусора, залитого кровью. Обугленные бетонные стены главного здания с черными глазницами теперь ничем не отличаются от обычных грозненских руин. Территория базы вокруг комплекса правительственных зданий — больше не островок безопасности, не кусочек мнимого Рая в сердце Ада. Ад поглотил и это место.

Столовая уничтожена полностью. Бетонные плиты сложились, погребя под собой всех, кто был внутри. Перед столовой — гигантская воронка метров двадцать в диаметре и десять глубиной. Далеко от воронки — возле нашего с Ольгой забора — покореженная кабина «КамАЗа». На стоянке перед Домом правительства — обугленные скелеты машин.

Черный гриб превратился в тучу и закрыл солнце. Стало пасмурно и холодно. Мы скользим по еще теплой и от того дымящейся, густой человеческой крови, которой залито все кругом, стараясь не наступать на трупы и фрагменты тел. Почему-то вспоминаю, что человек на семьдесят процентов состоит из воды.

Со всех сторон доносятся стоны раненых и крики о помощи. Их пытаются перекричать военные, отдающие распоряжения. Из Дома правительства повалили люди. Раненые и уцелевшие. В крови и пепле, в разорванных одеждах. В шоке бегут они по скользким внутренностям тех, кому повезло меньше.