Альпийская крепость - Богдан Сушинский

— Тогда к чему был весь предыдущий спектакль? — одеревеневшими от страха губами спросила Жерницки.

— Прежде чем вы услышите ответ, вам лучше присесть. — А когда Софи последовала его совету, Скорцени положил перед ней еще одну фотографию, на которой был изображен гауптман Герман Шерн.

— Этого несостоявшегося интенданта и столь же несостояв-шегося резидента советской разведки мы пока еще не допрашивали, хотя, как вы понимаете, знаем о нем все. Теперь уже все. В том числе и от вашей радистки. Он находится под нашим контролем, и сегодня ночью ему предстоит трудная встреча с моими специалистами подопросам. Понятно, что он сообщит нам все, и даже то, чего до этой ночи не ведал.

— В таком случае мне остается лишь повторить свой вопрос: «Зачем вам понадобился весь предыдущий спектакль с моим участием?». В чем смысл?

Скорцени холодно улыбнулся, и Софи обратила внимание, как устрашающе задергались шр+амы на его левой щеке.

— Открываю все карты, — откинулся Скорцени на спинку кресла. — Для того чтобы изобличить вас и вздернуть, никакие спектакли с переодеванием в «походной костюмерной» мадам Шнитке мне бы не понадобились, это, надеюсь, ясно?

— Вот и я так думаю.

— Мне не хочется отменять уже глубоко продуманную операцию «Женевская богема». Она выглядит очень перспективной. Но в то же время мне не хочется, чтобы после первой же ее стадии ваш труп извлекали из Женевского озера. Добросовестно работать на НКВД мы вам не позволим. Скажу больше, мне бы хотелось вообще вывести вас из-под его влияния. Но это непросто. Вы знаете, с какой жестокостью НКВД расправлялось во время очередных «идеологических чисток» даже с тысячами ни в чем не повинных офицеров и генералов Красной армии, с тысячами ученых, литераторов и всех прочих.

— Знаю.

— И в коммунистах, насколько нам известно, никогда не числились.

— К счастью, никогда.

— Поэтому мы будем стараться выводить вас из-под влияния НКВД постепенно, «мягко», наладив вашу негласную охрану. В то же время вы еще можете понадобиться нам и как агент НКВД, кто знает, как обернутся события. Напоминаю, что война завершается, а мирный договор европейских стран будет диктовать свои собственные условия. Поэтому я не стремлюсь залить все вокруг себя кровью, достаточно того, что уже было пролито.

— Поэтому выход видится один… — попыталась Софи помочь ему подойти к главному условию их дальнейшего сотрудничества. — Мне уже все ясно, так что решительнее, Скорцени, решительнее.

Отто вновь поиграл своими кровянистыми шрамами. Он понимал, что Софи все еще пытается оставаться «на коне», все еще убеждает себя, что владеет ситуацией. Но самое странное заключалось в том, что она действительно все еще владела ею, поскольку отказываться от масштабной операции с ее участим в Швейцарии было трудно, а главное, бессмысленно.

— Послушайте меня, Софи. То, что вы сейчас услышите, очень серьезно. Если вы хотите завтрашнее утро встретить в Берне, а не в лагере «Заксенхаузен», в очереди у крематория, то должны правдиво ответить на несколько элементарных вопросов. Правдивость их мы, естественно, проверим по показаниям вашей радистки и вашего русского резидента, бывшего германского офицера Германа Шерна. Но сначала о самом Шерне. Мы не намерены казнить его. Наша цель взять его действия как русского резидента под жесткий контроль в обмен на безопасность членов семьи. — Он положил перед Жерницки еще две фотографии, на одной из которых были запечатлены родители Германа и две его сестры, а на другой — супруга и трое детей.

— Да уж… — вздохнула Софи.

— Как видите, ему есть кем рисковать и кого спасать.

— Мне проще. Если, конечно, не считать, мастера Ореста, которого очень хотелось бы спасти, уже даже не для себя, а для мира искусства.

Скорцени взял из-под ее рук фотографии рода Шернов, аккуратно уложил в конверт и тотчас же резко спросил:

— Гауптман Шерн вышел на вас недавно, так?

— Буквально перед моей поездкой в «Регенвурмлагерь», который русских очень заинтересовал.

— До этого советская разведка использовала только вашу радистку, то есть лично вас он использовала в темную?

— Именно так все и происходило.

— До него кто-то из советских разведчиков пытался установить с вами контакт? Я имею в виду уже здесь, в рейхе?

— Никто.

— Действительно никто? Или же вы пытаетесь что-то скрыть от нас.

— Какой смысл? Не я провалила эту советской разведкой затеянную игру, поэтому скрывать мне нечего.

— Герман потребовал от вас подписать какое-то письменное обязательство о сотрудничестве с Москвой?

— Даже речи об этом не было.

— Это немного облегчает ситуацию. Кстати, Инга уже дала согласие на сотрудничество с нами. Шерн тоже даст, если только у него хватит благоразумия.

— Но ведь из показаний вы знаете и о моем сотрудничестве с СИС.

Скорцени улыбнулся и благодушно развел руками:

— Да, Софи, да, знаем.

— Почему же тогда не слышу ни одного вопроса, связанного с англичанами?

— С вашими английскими связями, Софи, мы разберемся как-нибудь в другой раз. Скажу больше: именно эти связи с англичанами нас сейчас и привлекают. Когда вы окончательно легализуетесь в мире искусства, мы сумеем договориться с руководством СИС о том, чтобы они оставили вас как известного европейского деятеля искусства в покое.

— Это выглядело бы весьма благородно.

— А вот с коммунистами, с «Советами», как вы понимаете, договариваться будет сложнее, если только вообще возможно, тем более что в свое время вы были советской подданной. Как и ваш мастер Орест.

— Как и мастер, понимаю…

— Поэтому в московском направлении действовать придется жестко. Вплоть до разоблачения советской агентуры, которая пытается оказывать давление на своих бывших граждан. Обычно это срабатывает.

Считая, что тема исчерпана, Штубер поднялся, однако Борман движением руки заставил его вновь опуститься в кресло.

— То, что я скажу дальше, барон фон Штубер, должно остаться сугубо между нами. Предупреждаю об этом со всей серьезностью.

— Так или иначе, к концу войны я превращусь во вместилище неразглашенных тайн, — заверил его штурмбаннфюрер. — Появление еще одной уже ничего не изменит.

— Вам приходилось что-либо слышать о нашей «Базе-211», которая в очень узком кругу известна еще и как «Рейх-Антарктида»?

— Слышал, конечно.

— То есть вы понимаете, — вновь налег грудью на стол рейх-сляйтер, — о каких масштабах работ и какой массе перемещенных наемных и пленных рабочих, охранных подразделений, предприятий и технологий может идет речь в данном случае?