Скала Прощания - Тэд Уильямс

Утук'ку, хозяйка горы, была столь древней, что это не подлежало уразумению, и она познала многое. Она могла, должно быть, получить все сведения, которых добивалась от него, и без всех этих страшных мучений. Если и была возможна такая милость, она предпочла ею не воспользоваться.

Он кричал. Огромный чертог отзывался эхом. Ледяные мысли королевы норнов пробирались в него, терзая его нутро холодными беспощадными когтями. Эта агония была ни с чем не сравнима, она была невообразима. Она опустошала его, а он был лишь беспомощным свидетелем этой муки. Все, что когда-то происходило, все, что он когда-то пережил, было вырвано из него: его сокровенные мысли, его внутреннее «я» были выставлены на всеобщее обозрение; казалось, она вспорола его, как рыбу, и вытащила его упирающуюся душу.

Он снова видел погоню на Урмсхеймской горе; то, как те, за кем он гнался, нашли меч, который искали; то, как он дрался с ними, со смертными и с ситхи. Он снова видел явление снежного дракона, и свои страшные раны, и то, как его ломали и как он истекал кровью, погребенный под столетними льдинами. Потом, как бы со стороны, он наблюдал за умирающим, который пробирался заснеженными равнинами к Пику Бурь. Безымянный, потерявший свою добычу, потерявший спутников, потерявший даже талисман, который был дарован ему — первому среди смертных. Королевскому ловчему. И слава его померкла.

Утук'ку снова кивнула, казалось, ее маска обращена к клубящемуся над колодцем туману.

— Не тебе судить, подвел ты меня или нет, смертный, — сказала она, наконец. — Но знай вот что: я не только не сержусь, но я сегодня узнала много полезного. Мир все еще вращается, но он вращается в нашу сторону.

Она подняла руку. Пение стало громче. Казалось, что-то огромное шевельнулось в глубине колодца, всколыхнув испарения.

— Я возвращаю тебе твое имя, Инген Джеггер, — сказала Утук'ку. — Ты остаешься Королевским охотником. — С колен она подняла новый путеводный талисман, ослепительно белый, в виде головы гончей собаки, глаза которой и язык были сделаны из какого-то алого драгоценного камня, а ряды зубов в раскрытой пасти, подобные кинжалам, — из слоновой кости. — И на этот раз я назначу для охоты такую добычу, на которую доселе не охотился никто из смертных.

Волна сияния разлилась по Колодцу Арфы, омыв высокие колонны; громоподобный рев сотряс покои, такой мощный, что, почудилось, дрогнуло самое основание, горы. Инген Джеггер почувствовал, как дух его воспрянул. Он принес тысячу безмолвных обещаний своей изумительной госпоже.

— Но сначала ты должен погрузиться в глубокий сон и исцелиться, — проговорила Серебряная маска, — ибо ты зашел глубже во владения смерти, чем обычно дозволено смертным, если они должны возвратиться к жизни. Ты станешь сильнее, ибо твоя новая задача тяжела.

Свет внезапно исчез, как будто темное облако накатилось на него.

Лес был все еще погружен в глубокую ночь. После криков тишина зазвенела в ушах Деорнота, когда могучий Айнскалдир помог ему подняться.

— Узирис на древе! Посмотри, — сказал риммерсман, тяжело дыша. Все еще оглушенный, Деорнот огляделся, недоумевая, что могло привлечь такое пристальное внимание Айнскалдира.

— Джошуа, — позвал риммерсман, — иди сюда!

Принц вернул Найдл в ножны и шагнул вперед. Деорнот почувствовал, как остальные сгрудились вокруг них.

— На этот раз они не просто нанесли удар и растаяли, — сказал Джошуа мрачно. — Деорнот, ты в порядке?

Рыцарь потряс головой, все еще не придя в себя.

— Голова болит, — сказал он. — На что это все смотрят?

— Оно… оно приставило мне к горлу нож, — сказал недоумевающе Стенгьярд. — Сир Деорнот спас меня.

Джошуа склонился к Деорноту, но к его удивлению, опускался, пока не коснулся земли коленом.

— Эйдон спас нас, — мягко сказал принц.

Деорнот посмотрел себе под ноги. На земле лежала скрюченная, одетая в черное фигура норна, с которым он сражался. Лунный свет падал на лицо трупа, брызги крови темнели на белой коже. Узкий клинок был все еще зажат в его бледной руке.

— Боже! — сказал Деорнот и покачнулся.

Джошуа наклонился над телом.

— Ты нанес сильный удар, дружище, — сказал он, но вдруг его глаза расширились, и он снова выхватил Найдл из ножен. — Он шевельнулся. — сказал Джошуа, пытаясь сохранить спокойствие в голосе. — Норн жив.

— Ненадолго, — сказал Аинскалдир, поднимая свой топорик. Джошуа выбросил вперед руку, так что клинок оказался между риммерсманом и его предполагаемой жертвой.

— Нет, — Джошуа жестом приказал всем отступить. — Глупо было бы убивать его.

— Но эта тварь ведь пыталась убить нас! — прошипел Изорн. Сын герцога только что вернулся с факелом, который он зажег кремнем. — Подумай о том, что они сотворили с Наглимундом.

— Я не о помиловании говорю, — сказал Джошуа, опустив кончик меча на горло норна. — Я говорю о возможности допросить пленника.

Как будто от укола ножа норн вздрогнул. Некоторые из стоявших вокруг ахнули.

— Ты стоишь слишком близко, Джошуа! — крикнула Воршева. — Отойди!

Принц холодно взглянул на нее, но не шевельнулся. Он опустил острие ниже и уперся в ключицу пленника. Глаза норна заморгали, он судорожно глотнул воздух окровавленными губами.

— Ай Наккига, — сипло сказал норн, сжимая и разжимая свои паучьи пальцы, — о-до т'ке стадж…

— Но он же язычник, принц Джошуа, — заметил Изорн. — Он же не говорит по-человечески.

Джошуа ничего не ответил, но снова ткнул его мечом. Глаза норна, отразив свет факела, блеснули фиолетовым, скользнули по лезвию, упершемуся в его узкую грудь, и обратились к принцу.

— Я говорю, — сказал норн медленно. — Я говорю по-вашему. — Голос его был высоким и холодным, ломким, как стеклянная флейта. — Скоро на вашем языке будут говорить только мертвые. — Он сел и качнул головой, внимательно оглядывая все вокруг. Меч принца следовал за каждым его движением. Члены норна казались соединенными странным образом: те движения, которые у человека вышли бы неуклюже, у него получались плавными, а то, что без труда далось бы человеку, оказывалось недоступным норну. Некоторые из наблюдавших отшатнулись, боясь, что незнакомец достаточно силен, чтобы двигаться. Он не показывал боли, несмотря на кровавое месиво на месте носа и многочисленные раны.

— Гутрун, Воршева, — Джошуа говорил, не отрывая взгляда от пленника. Залитое кровью лицо норна светилось, как луна. — Ты тоже, Стренгьярд. Лютнист и Таузер там одни. Идите позаботьтесь о них и разожгите костер. И готовьтесь в путь. Нам бесполезно таиться теперь.

— И всегда было, смертный, — сказало существо на траве. Воршева с трудом удержалась от резкого ответа на команду Джошуа, обе женщины отошли. Отец Стренгьярд последовал за ними, сотворив знак древа и озабоченно прищелкивая языком.