Дневник новой русской - 2. Взрослые игры - Елена Колина

Наш план подходит к своему логическому завершению.

24 декабря, четверг

Сегодня Рождество — великий праздник. Мы с Муркой очень любим праздники. Ну и что, что Рождество не совсем православное, а католическое. Мы тоже можем отмечать католическое Рождество, ведь это общехристианский праздник.

В этом году мы с Мурой отмечали День всех святых, потому что этот праздник, наоборот, языческий, к тому же мы любим рисовать тыкве нос и глазки. Может быть, в этом году будем отмечать День Благодарения, потому что индейку мы тоже любим.

А что? Собственных праздников у нас кот наплакал, грустный такой кот, небольшого размера, не больше Саввы Игнатьича. День седьмого ноября — красный день календаря стал какой-то левый, 8 марта запятнал себя как гинекологический праздник в рабочем коллективе, день Советской Армии приобрел какой-то минорный оттенок. Так что же, сегодня, 24 декабря, когда весь мир разворачивает блестящую бумагу и рассматривает свои подарки, нам оставаться в стороне?

И мы с Ольгой решили сначала поехать кататься на лыжах в Коробицыно, а вечером праздновать у меня Рождество.

В Коробицыно мы поехали большой компанией — Ольга с Олегом и я. Это наш единственный горнолыжный курорт, там всегда можно встретить много знакомых, поэтому можно сказать, что большая компания нам обеспечена.

В Коробицыне мы разделились — Олег ушел на черный склон, Ольга расположилась в кафе с книжкой.

Ну а я собралась немного покататься на подъемнике.

Очередь на подъемник разделяется на две части — правый ручеек к кресельному, левый к бугельному. И я прямо сейчас должна сделать выбор — кресельный или бугельный подъемник.

На кресельном подъемнике обычному среднему спортсмену невыносимо страшно — можно свалиться прямо в лес. А бугельный подъемник — это всего лишь палка, за которую можно с легкостью ухватиться и катиться по земле.

Решила, что быть на земле как-то надежней.

Но все дело в том, как эту палку поймать. Не терплю, когда все на меня смотрят и торопят, — нервничаю от всеобщего внимания, поэтому все получается хуже, чем обычно, когда я с ловкостью хватаю другие предметы, не палку.

Я в третий раз упустила палку, оглянулась, чтобы приободрить скопившуюся за мной очередь, и почувствовала на себе чей-то взгляд. То есть вообще-то на меня смотрела вся очередь, но это был какой-то отдельный взгляд.

…Андрей. Он медленно плыл надо мной в своем кресле и смотрел на меня, вывернув шею.

Подумать только, ведь я могла сделать правильный выбор подъемника и сейчас плыть рядом с ним над верхушками деревьев…

Я загляделась на Андрея и пропустила еще одну палку. Очередь зашумела и потребовала убрать меня с дороги, но я не обиделась, а подумала, что сейчас Андрей уплывет от меня окончательно, и ловко поймала палку.

Теперь мы двигались почти параллельно: Андрей наверху в кресле, а я внизу на палке. Двигались и неотрывно смотрели друг на друга. Это не было навязчиво: Андрей делал вид, как будто он смотрит вниз на снег, а я делала вид, как будто смотрю наверх в небо, к тому же мы оба были в этих огромных горнолыжных очках.

Это было счастье. Но счастье всегда непросто, поэтому я свалилась с подъемника. А как же мне было испытывать счастье, делать вид, что я любуюсь природой, и одновременно сохранять равновесие?

Падая, я подумала, как была права, что не поехала на кресельном подъемнике, — неприятно было бы лежать на снегу бездыханным телом! А так я просто неожиданно выпустила из рук палку и как кегля завалилась набок, стараясь сохранять приятное выражение лица.

Мой инстинкт самосохранения меня подвел, из-за него мне пришлось уползти с лыжни на четвереньках прямо на глазах у Андрея…

Андрей медленно уплыл на своем кресле, а я осталась на снегу и долго не могла надеть лыжи — очень уж увертливые. Наконец надела и полезла на склон — сложный, почти черный склон с наклоном наоборот.

Мне очень мешали лыжи и палки, а то бы я ни за что не упала в позу лягушки — это такая спортивная горнолыжная поза, когда ты лежишь на животе, ноги широко расставлены, а лыжи воткнуты глубоко в снег.

Все меня объезжали, а у меня никак не получалось встать, поэтому я решила немного тут отдохнуть, не снимая лыж, — в конце концов, я никуда не тороплюсь.

Я некоторое время лежала беспомощной раскорячкой и боялась — вдруг кто-нибудь об меня споткнется. И у меня начал развиваться комплекс жертвы. Я беспомощно закрыла глаза и положилась на судьбу, как вдруг кто-то сзади приподнял меня за воротник и поставил на ноги. Я посмотрела вслед этому доброму человеку — Андрей… Напрасно он так быстро улепетывает от меня по склону — я еще никогда в жизни не бегала за мужчинами. Мне мешают тяжелые ботинки и женская гордость.

Вопрос борьбы за мужчину вообще очень неоднозначен. У Андрея есть другая женщина, привлекающая его определенными качествами. Екатерина Андреевна блондинка, умеет лечить зубы. И зачем мне мчаться за ним по склону, если у меня все равно нет этих качеств, — чтобы еще раз насильно продемонстрировать ему себя — не блондинку, не умеющую лечить зубы? Нет уж, насильно мил не будешь.

И я отправилась наверх. Решила, еще немного покатаюсь, но без фанатизма, — доеду до кафе. И немного там посижу — должен же Андрей когда-нибудь выпить кофе и съесть блины с ветчиной.

Пока я сидела в кафе (два часа пятнадцать минут, полпачки сигарет, четыре глинтвейна, вообще-то я почти не пью, очень быстро пьянею), ко мне подходили знакомые, так что я скоро оказалась за столом не одна — восемь человек, не считая Ольги с Олегом.

Когда Андрей вошел в кафе, я находилась в центре внимания всех восьми человек, не считая Ольги с Олегом, — у каждого в жизни бывают звездные моменты, когда чувствуешь себя в ударе.

Я увидела Андрея и тут же начала еще громче смеяться и кокетничать (Ольга потом утверждала, что я почему-то кокетничала с ней). Я делала это специально, чтобы Андрей понял, что я на него не обижаюсь и мы можем остаться друзьями. Но Андрей не подошел ко мне, только издали кивнул Олегу, и тогда я засмеялась еще громче и весело помахала ему рукой.

После этого не присоединиться к моей веселой компании было просто невежливо, но Андрей не подошел, а, наоборот, сел ко мне спиной за самый дальний стол.

Как ужасно несправедливо устроена моя жизнь. Совсем еще недавно Андрей касался меня с любовью, мы смеялись и говорили обо всяких интимных вещах: о политике, о детстве, о книгах… И вот теперь сидим как чужие, и я смотрю на его спину через весь зал, через жареную курицу, солянку и блины с ветчиной…

Я приняла решение. Перед этим я еще выпила два глинтвейна, все равно я не собираюсь больше кататься. Приняла решение и направилась к нему через зал. Я собиралась передать привет моему лечащему врачу Екатерине Андреевне, а Андрей в ответ мог бы спросить, какие у меня творческие планы…

По дороге я немного замешкалась — почему-то очень трудно было идти. Андрей спокойно, с невозмутимым лицом поднялся, взял со стола свои очки и перчатки и направился к выходу…