Моя жизнь на тарелке - Индия Найт

— Ветчина! — оживляется Джек. — А ветчина — это попа свиньи.

— Сам ты попа! — парирует Чарли. — Розовая и жирная!

Джек стартует мгновенно:

— Ма-а-а-а-а-ам!

— Ну все, хватит. Одеться, умыться, зубы почистить и вниз. Чарли, прекрати дразнить Джека, он маленький. А ты, Джек, уже большой, не разводи сырость. Ну! — Я хлопаю в ладоши, будто сержант на плацу (правда, на моих солдатиков это никогда не действовало). — За дело!

Учитывая количество намеченных дел, день обещает быть долгим.

* * *

Давно уж я не готовилась к вечеринкам с такой дотошностью. Лет с семнадцати, пожалуй, когда предвкушение вдохновляло, а само событие доставляло массу неприятностей (пригласит? не пригласит? куда крутанется бутылочка?). Зато сборы, о-о… Долгие часы, проведенные за сравнением оттенков розовой помады в витринах «Вулворта» — назло Кейт. Столь же долгие часы, уходившие на выбор пластмассовых клипсов (опять же вопреки Кейт. «Только жемчуг, дорогая, все остальное — дешевка»). Маски для лица, от которых лоскутами слезала кожа. Нескончаемые опыты с макияжем — над одним лицом трудились, кроме его обладательницы, еще как минимум две подружки, постоянно давая мудрые советы: «Нет-нет, в уголки тени потемнее, они зрительно увеличивают глаза». Неизменный член нашей команды, Тамсин питала слабость к парикам. Лет с тринадцати до шестнадцати она изображала Долли Партон, заявляясь на вечеринки в водопадах белых локонов и с бюстом, увеличенным дюжиной бумажных платков.

Идея пригласить Тамсин приходит мне в голову во время сборов на косметический сеанс — баснословно дорогую процедуру. В самом деле, почему бы и нет? Помогла бы по старой памяти. Оставив сообщение на ее автоответчике, я сажусь в машину. До косметического кабинета не близко, минут сорок езды.

К косметическим кабинетам я отношусь с опаской. Если бы не авторитет Кейт, ноги бы моей не было в этих пыточных камерах. По молодости лет я рискнула несколько раз заглянуть туда — до сих пор дрожь пробирает при воспоминании. Так называемая «чистка лица» превращала меня в… полагаю, слово «образина» как раз к месту. Какое там свидание или вечеринка! Бумажный пакет бы найти, чтобы прикрыть багровую, с отвратительными синеватыми кляксами, зато чистую рожу. Страдала я безмерно. Во всем Лондоне, по улицам которого бродила жертва косметичек, не нашлось бы человека несчастнее.

Страшное унижение эти сеансы, думаю я, припарковываясь у косметического кабинета. Одна болтовня изуверов чего стоит: «Н-да… случай сложный. Не повезло вам с кожей, дорогая. Пожалуй, без тонального крема «Смерть прыщам» не обойтись. А что творится вокруг носа и на подбородке… Немножко запустили, а? Ну, ничего, замаскируем карандашом «Взгляни в зеркало и удавись»».

Однако Кейт за свою Карину головой поручилась, а я маме доверяю — во всем, что касается косметики. И совершенно права, что доверяю. Часом позже меня не узнала бы даже Кейт: кожа чудесным образом разгладилась, щеки втянулись. Представления не имею, что со мной сделала Карина, но даже поры — мое проклятье — с лица будто испарились. Глядя на себя в зеркало, я в очередной раз возмущаюсь тем, как бездарно тратят деньги миллионерши.

Обычно подобные мысли приходят ко мне во время редких прогулок по Слоун-стрит: сколько тонн драгоценностей и косметики, сколько массажных человеко-часов изводят на себя старые перечницы, а смотреть все равно жутко. Будь я замужем за каким-нибудь дряхлым миллионером, я выглядела бы сказочно… и, между прочим, не оглядывала бы никого с головы до ног, как делает вон та особа. Корова чертова. Хотя бог с ней, не иначе как поражается моей младенчески чистой наружности.

* * *

Автоответчик подмигивает — первое сообщение от Тамсин, второе (вот странно) от директрисы Чарли. Просит перезвонить. Что стряслось? Дрожащими пальцами быстро набираю номер; перед глазами с шальной скоростью мелькают кошмарные кадры: проломленные черепа, разлетающиеся шрапнелью зубы, перебитые руки-ноги, расквашенные губы и носы всмятку. Школьная секретарша мисс Робертс голоском двенадцатилетней девочки просит минутку подождать. Жду. Лающий бас директрисы, мисс Фитцджеральд, действуют на меня как шоковая терапия — я начинаю молоть вздор.

Все остальные родители — имеются в виду нормальные родители, которых не увидишь с утра на школьном дворе в пижаме и с пятнами варенья на штанинах — способны общаться с мисс Фи на равных, по-взрослому; я же в ее присутствии (пусть и на другом конце провода) превращаюсь в девчонку. От самого ее вида или звука ее голоса у меня начинается знакомый со школьных времен зуд в затылке. Я едва сдерживаю желание выпалить что-нибудь откровенно идиотское: «Ой, простите, простите, больше не буду, честное слово», и ускакать припрыжку с воплем: «Дура очкастая!». От последнего я, впрочем, даже в школе как-то воздерживалась.

Откровенно говоря, это не единственное и не самое худшее из воздействий мисс Фи. Куда опаснее, что она порождает во мне порывы признаться в чем-нибудь позорном и полюбоваться реакцией чопорной старой девы. («О боже, какое дерьмо это похмелье, мисс Фитцджеральд. Ну и надралась же я вчера».) Подозреваю, что мисс Фи меня не любит, да и за что ей, собственно, любить мамашу с вечно пылающими ушами, которая несет околесицу и прячет глаза, будто контрабандист с полной пазухой презервативов, набитых кокаином.

— Миссис Хатт.

— Добрый день, мисс Фитцджеральд, я как раз из косметического кабинета.

— Да, — сухо подтверждает директриса, словно ей открылся дар предвидения. — Вот что, миссис Хатт…

— Да, я вас слушаю, мисс Фитцджеральд. Надеюсь, все в порядке? Как Чарли? Вы уж извините, язык у него…

— Я как раз звоню по поводу Чарли. — Мисс Фи явно тянет время.

— Но он у нас не ругается, нет. Просто язык немного… расхлябанный.

— Речь не о языке вашего сына, миссис Хатт. Речь о его голове.

Поскольку общение с мисс Фи превращает меня в слабоумную, то и мыслить разумно я не в состоянии.

— Боже! Он… жив? Уже еду.

— Ваш сын в полном порядке, миссис Хатт. Если не считать того, что у него вши.

— Вши?

— Именно. Паразиты. Вам, полагаю, известно, что в наше время при школах не держат специальных медицинских работников, занимающихся этой проблемой, так что придется вам справляться самостоятельно. Учительница Чарли сообщила мне, что педикулез у ребенка уже несколько недель.

— Но я ведь только-только израсходовала на нас целый флакон этого дерь… лекарства от педикулеза.

— Очевидно, безрезультатно. Учительница уведомляла вас записками, посчитав этот способ более удобным для вас, нежели разговор в присутствии других родителей.

— Я их не получала. Записок не получала.

— Она так и поняла. Вынуждена напомнить вам, миссис Хатт, что родителям вменяется в обязанность еженедельно проверять классную папку своего ребенка, где учитель по мере необходимости оставляет уведомления о процессе учебы и о проблемах, если таковые имеются. У Чарли, как я поняла со слов его учительницы, полная папка не просмотренных вами классных работ. Там же, разумеется, оказались и ее непрочитанные записки.