Ход свиньей - Александр Андрюхин

Преодолев страх, Инга на цыпочках подошла к повешенному и коготками вытянула из рукава вчетверо свернутый лист бумаги. При этом она коснулась ладонью его холодных пальцев и вздрогнула. В ту же минуту ей показалась, что Воронович едва заметно усмехнулся и приоткрыл один глаз. Инга в ужасе попятилась назад, впившись глазами в его лицо. Нет. Он не усмехался. И не открывал глаза. Девушка уперлась спиной в дверной косяк и замерла. Внезапно ей снова показалось, что Воронович пошевелил пальцами. Она метнула взгляд на его руки и снова впилась в лицо. После чего осторожно шагнула в коридор и вдруг, развернувшись, что есть духу понеслась прочь.

Коридор был длинный и гулкий. Цоканье ее босоножек било по мозгам, и от этого было ощущение, что следом бегут и дышат в затылок. Только у самой лестницы Инга позволила себе оглянуться. Коридор просто убивал своей пустотой.

Инга стремительно спустилась с лестницы, пробежала мимо каптерки вахтера и вылетела во двор. В пустом дворе было еще страшнее. Девушка взглянула на окно его кабинета, которое располагалось прямо над подвалом, и похолодела от ужаса. Воронович смотрел ей вслед и хищно скалился. Потом на улице Инга сообразила, что это было не лицо Вороновича, а сбившаяся занавеска. Тем не менее она неслась галопом по Волкову переулку до самого метро. «Теперь домой! Только домой, к маме!» — тикало в мозгах.

В метро она развернула лист бумаги, и лицо ее вытянулось от изумления. Это была не предсмертная записка, а обыкновенное четверостишье нелепейшего содержания, отпечатанное на принтере. «Тьфу!» — с досадой произнесла Инга и, скомкав листок, бросила его на пол.

Едва Инга переступила порог квартиры, мать тут же начала отчитывать за неполитые цветы и пыль на телевизоре. Она торопливо собиралась в свою контору и в упор не замечала смертельной бледности на лице дочери. Она давно уже не чувствовала Ингу. После того, как от них ушел отец, мать стала для дочери хуже посторонней тетки. «Ничего ей не расскажу», — зло подумала девушка и, проскочив в свою комнату, заткнула уши.

После того, как мать ушла, Инга без сил повалилась на кровать, и новая волна ужаса нахлынула на нее. Девушка вдруг совершенно четко услышала на лестнице кашель Вороновича и его тяжелые шаги. Инга вскочила с дивана и спряталась за шифоньер. Шаги замолкли. Видимо, галлюцинации. В прихожей раздался звонок. Инга схватилась за грудь и подумала, что сейчас у нее разорвется сердце. Она на цыпочках прокралась в прихожую, взглянула в «глазок» и вздохнула с облегчением. Перед дверью стояло два милиционера.

После этого звонка Батурина охватило беспокойство. Он снова позвонил в редакцию, узнал адрес Чекушкина и послал к нему оперуполномоченного. Сам же рванул в журнал. «Кто из присутствующих на похоронах мог находиться сейчас в редакции?» — недоумевал он. Это мог быть только один человек — поэт Гогин, поскольку Скатов в Швеции, а больше никто из подозреваемых к журналу отношения не имеет. Но критик сказал, что на кладбище видел его впервые. Тогда это либо музыкант, либо тот незнакомец, который был с девушкой. Кстати, сразу после кладбища группа наружного наблюдения проследила за парой. Парень с девушкой доехали до Лужников, расплатились с водителем и растворились в толпе. Словом, группа наружного наблюдения их проморгала. Как и предполагалось, водитель понятия не имел о тех, которых подрядился свозить на Новогиреевское кладбище. Словом, с парой полная неясность, как, впрочем, и с музыкантом. А может, это Ягуткин? Только что Ягуткину делать в редакции?

К досаде Батурина, ни редактор, ни сотрудники журнала не заметили посторонних. Гогин точно не приходил, о Ягуткине и музыканте они не имели понятия, как, впрочем, и о юноше с девушкой, которые были на похоронах. Все отсылали к вахтеру, но в том-то и дело, что вахтер куда-то запропастился.

— К семи точно будет, — успокоил полковника редактор.

Батурин посмотрел на часы и сильно занервничал. За это время можно было дважды доехать до управления. Однако секретарь не звонила. Значит, Чекушкин еще в пути. Молчал почему-то и оперуполномоченный.

Полковник трижды набирал домашний номер Чекушкина, но по нему не отвечали. Однако вскоре зазвонил «сотовый». Это дал о себе знать Игошин. Его голос был унылым.

— Произвели обыск в машине Скатова. Ничего существенного не обнаружили. Сняли отпечатки с руля.

— Срочно отправьте на экспертизу!

— Отпечатки уже проверили на идентичность. Не совпадают. Консьержу показали фото Скатова. Утверждает, что не он.

— В этом я не сомневался. Римме Герасимовне звонили?

— Да. С ней мы договорились на завтра.

— Хорошо. Подъезжайте в контору. И прихватите фотороботы. Если появится Чекушкин, сразу дайте мне знать.

Еще через полчаса наконец позвонил оперуполномоченный.

— Хозяин квартиры так и не появился. Мне продолжать ждать?

— Ждите. Как явится, сразу информируйте!

Батурин нервно посмотрел на часы. После звонка Чекушкина прошло два часа. А обещал появиться через час. Куда он исчез? За это время успели съездить домой к вахтеру. Но и там никого. Ничего не оставалось, как вернуться в управление.

Когда по возвращении полковник взглянул на фотороботы, составленные со слов консьержа, у него дернулась щека. Кто из них мужчина, а кто женщина — понять было невозможно. Две одинаковые физиономии в одинаковых очках и одинаковых бейсболках невозмутимо смотрели на сыщика.

В страшном напряжении прошло еще около часа. Наконец позвонил оперуполномоченный.

— Только что пришла хозяйка. Она мне сказала, что Чекушкин уже здесь не живет лет эдак двадцать.

Вот тут-то и выяснилось, что в редакции записан старый адрес завотделом критики. А новый они не знают. Пока нашли его адрес, прошло еще минут двадцать. К этому времени Батурина уже трясло. Он позвонил следователю прокуратуры и вкратце обрисовал ситуацию.

— Все понял! Сейчас выезжаю! — произнес он коротко.

К дому Чекушкина они подъехали одновременно. Одновременно вышли из машин и пожали друг другу руки. Они поднялись на четвертый этаж и позвонили в квартиру. Но никто не ответил.

— Ну, что? Будем взламывать дверь, — радостно улыбнулся Игошин.

Полковник со следователем переглянулись.

— Сначала опросим соседей.

Молодой сосед слева по поводу литератора ничего вразумительного не сказал, поскольку явился с работы всего полчаса назад. Но за эти полчаса он ручался, что от соседа не донеслось ни звука. Соседка справа, пенсионерка с недовольным лицом, сообщила, что полтора часа назад за стеной соседа слышалась какая-то возня и, кажется, пьяные хрипы.

— Такое ощущение, что дрался с собутыльником.

— Дрался, говорите? — нахмурил брови следователь прокуратуры. — И часто он дерется?

— Часто! — вздохнула соседка. — Особенно со своим товарищем из журнала, который приезжает к нему с молодой девкой.