Совращенная - Вирджиния Хенли

«Вот когда я особенно по тебе скучаю, Ник. Вдвоем мы бы стерли этого ублюдка с лица земли, но одному мне не справиться, черт тебя побери!»

Лейтенант Николас Хаттон начал задумываться, не проклял ли его сам дьявол. В октябре погода внезапно ухудшилась, застав англичан врасплох. Казалось, небо решило излить на землю всю влагу, недоданную в сентябре. Ливень не прекращался ни на минуту, под ногами хлюпала грязь. Лагерь превратился в трясину, пришлось перейти на более высокое место.

На второй день после переезда Николас Хаттон обнаружил пропажу продовольствия, вина, фуража и оружия. «Сколько еще продлится эта чертова осада? Моим людям нужны действия. Запасы воды в Памплоне подходили к концу, и горожане уже были готовы сдаться, но тут зарядили эти проклятые дожди!»

Начались ежедневные обстрелы крепости, и следующие две недели с большим трудом удавалось поддерживать дисциплину среди подчиненных.

– Памплона скоро падет. Я в ответе за ваше поведение и не потерплю мародерства в отношении мирного населения. Если увижу, что кто-то из вас убивает, грабит или насилует, пристрелю мерзавца. Рука у меня не дрогнет. Я ясно выражаюсь?

Никто из подчиненных не сомневался в словах лейтенанта. Бойцы уважали его за неуемную энергию и искреннюю заботу об их благополучии. Он лично обрабатывал их раны, лечил от дизентерии и утешал в минуты тоски по дому, даже писал письма за неграмотных. Хаттон был прирожденным командиром, второго такого среди офицеров Хилла не найти. Солдаты знали, что лейтенант Хаттон всегда держит слово.

Когда из Англии приходила почта, настроение у солдат поднималось. Ник послал письмо близнецу, но ответа так и не дождался. Десятки раз, сидя в своей палатке под Памплоной, он начинал послание Александре, но вовремя останавливал себя. Зачем обнадеживать девушку? Мысли о ней постоянно преследовали Ника, по ночам она ему снилась. Как ни странно, чем ужаснее выпадал день, тем лучше были сны. Сексуальные, эротичные, сказочные, от них дух захватывало.

Несказанно радостное возбуждение наполнило все его тело, каждая клеточка замерла в ожидании – скоро Александра приедет! И вот она бежит ему навстречу, счастливая, обнаженная. Он принимает ее в свои объятия, и ее ресницы стыдливо опускаются. Он трогает кончиком языка уголок ее рта. Она загадочно улыбается ему и, не открывая глаз, скользит по его голому телу и опускается на колени. Он садится рядом с ней, страсть пожирает его изнутри. Его пальцы пробегают по ее щеке, шее, плечу. Ладонь касается груди, и он чувствует, как лихорадочно бьется ее сердце.

Голова его опускается все ниже и ниже, и Ник обдает горячим дыханием розовый бутончик ее соска, наблюдая за тем, как он сжимается. Его рука прошлась под ее грудью, затем по животу. Алекс задохнулась от возбуждения, стоило его пальцу скользнуть в заветную щелку. Его губы и язык принялись исследовать каждый сантиметр ее тела от шеи до пупочка, лаская и пробуя его на вкус, а пальцы поглаживали влажный бугорок, укрывшийся в золотистых зарослях мелких кудряшек.

Ник мягко, но настойчиво разжал ее руки, обвившиеся вокруг его шеи, уложил любимую на ковер из цветов и травы, сжал ладонями ее ягодицы и поцеловал в лобок. Ресницы ее взметнулись вверх, и он увидел, что глаза ее затуманились страстью, когда его язык все глубже и глубже проникал в ее жаркое шелковистое лоно. Кончик его языка ощутил пульсацию ее мышц. Она раздвинула ноги. Он проник глубоко в нее, подстроившись под ритм ее сердца, и наслаждался ею несколько мучительно долгих минут. Она взлетела на вершину блаженства резко, неожиданно, растворившись в излившемся из него горячем потоке.

А в Лондоне тем временем готовились к свадьбе. Для Руперта время летело стрелой, для Оливии превратилось в медленный, тягучий поток и бесконечную череду зеркал, в которых она пыталась обнаружить перемены в своей фигуре.

Под предлогом того, что осенний сезон уже начался, Хардинги весьма мудро решили провести свадьбу в Лондоне, а не в родовом гнезде в графстве Бакс. На деле это означало, что предстоящая церемония не будет отличаться особой пышностью.

– Оливия сказала, когда свадьба? – спросила Дотти у Руперта.

– Когда я покончу с собой.

– Ну, значит, недолго, – сухо отреагировала Дотти. – Прекрати увиливать, Руперт, это не по-мужски.

– Свадьба состоится через неделю. Я попросил брата Оливии стать моим шафером. – Руперт явно смирился со своей участью.

– Полагаю, выбора у тебя не было, ведь Кристофер Хаттон до сих пор в трауре. По правилам хорошего тона Оливия должна сделать ответный шаг и пригласить твою сестру в качестве подружки. Такие короткие сроки просто неприличны! – Дотти тут же пожалела, что не сумела вовремя прикусить язык, и добавила, пытаясь сгладить оплошность: – Что ж, ничего не остается, как отвести Александру к мадам Мартен на Бонд-стрит. – Она аккуратно отсчитала причитающиеся Руперту пятьсот фунтов и тяжело вздохнула, оплакивая предстоящие расходы на платье для Алекс. – Вот, мой мальчик, ты заслужил это, ухватив удачу за хвост. Я горжусь тобой, Руперт.

Дотти очень хотелось послать Аннабель Хардинг к чертовой бабушке, но ей пришлось сдержать свои порывы и позволить леди Хардинг и Оливии сопровождать их в салон парижского платья, поскольку мадам Мартен трудилась и над свадебным нарядом невесты.

– Я всегда представляла подружек невесты в розовом. – Это был любимый цвет Оливии, выгодно оттенявший ее смуглую кожу.

– У тебя будет всего одна подружка, милая, но, уверена, Александра учтет твое пожелание.

– Вообще-то нет! – отрезала Алекс. – Для розового у меня слишком яркие волосы.

– А как насчет лилового? – предложила Оливия.

– Лиловый не просто розовый, это неприлично розовый, – заявила Дотти. – Полагаю, вы будете великолепны в зеленом оттенка гусиного помета, Аннабель.

Оливия захихикала.

– Младенческий голубой не пойдет вразрез с цветом ваших волос, Александра, – сказала она, с тоской отбросив надежды на розовое.

Алекс едва не передернуло от отвращения.

– Вам не кажется, что цвет незабудок более насыщенный, к тому же создает нужное настроение для свадьбы?

Цвет выбрали, настал черед фасона.

– Я просто помешана на французском ампире, а вы, Александра?

– Я тоже, – улыбнулась Алекс.

– А вы знаете, что Жозефина Бонапарт ввела этот стиль в моду, дабы скрыть беременность? – не выдержала Дотти.

Аннабель густо покраснела, а Оливия побледнела, утвердив Дотти в ее подозрениях.

– Мадам особенно удаются наряды в стиле ампир, – поспешно затараторила Алекс. – Мое последнее платье просто прелесть.

«Значит, Руперт действительно стал козлом отпущения! Теперь, когда Аннабель знает, что я в курсе, можно выжать из этой гарпии утешительный приз», – усмехнулась про себя Дотти.

– Оливия, милая, вы не задумывались над собственным домом в городе? Виконтессе не пристало жить с мамочкой и папочкой.