Ангелы террора - Сергей Шхиян

— Там этот идет! — нечленораздельно выкрикнула она. — Тот, который сюда!

Я вышел в предбанник. В дверях стоял давешний истопник с глупым лицом.

— Тебе чего? — грубо спросил я.

— Велели узнать, может чего надобно, — равнодушно ответил он, потом, будто вспомнив что-то важное, значительным голосом добавил:

— Господа чистое исподнее прислали.

— Положи и иди отсюда, — сказал я, указав пальцем, куда положить сверток с бельем. — И больше нас не беспокой.

— Как прикажете, — ответил он и удалился.

Я вернулся в моечную. Татьяны Кирилловны там не было.

— Выходите, он ушел, — сказал я, заглядывая в парную.

— Идите сюда, — попросила она, — можно, я с вами останусь? А то мне одной страшно… вдруг кто-нибудь войдет.

Я начал подниматься к ней наверх.

Девушка сидела на полке, слегка разведя бедра. Видеть такое снизу было выше человеческих, во всяком случае, мужских сил.

— А я думала, что совсем вам не нравлюсь, — сказала она, сверху вниз разглядывая меня.

Я поднялся к ней наверх, взял ее горячее потное тело на руки, снес вниз и вместе с ней опустился в холодную воду. Разгоряченное тело сладко обожгла прохлада. Девушка обхватила мою шею руками, и мы поцеловались.

Бассейн был совсем мелкий, чуть глубже полуметра, со скользким дном. Я помог Татьяне Кирилловне выбраться из него, попутно гладя у нее все, что подворачивалось под руки. Что обычно в таких случаях «подворачивается» под мужские руки, думаю, нет смысла объяснять. Девушку это ничуть не смутило. Она только вздрагивала непонятно от чего, холодной воды или горячих прикосновений.

— Вы думаете, что я развратная? — спросила Татьяна Кирилловна, прижимаясь ко мне своей юной грудью и близко заглядывая в глаза.

Определенно в этой девчонке что-то было, какая-то изюминка. Она менялась очень быстро, так что я не всегда мог предугадать ее следующий поступок.

— А я вам, правда, нравлюсь? Настолько нравлюсь? — опять спросила она, притрагиваясь к моему уже «бесконтрольно одубевшему естеству». — Почему вы ничего не говорите?

Увы, говорить я не мог по вполне объяснимой причине, мои губы, язык и даже зубы были заняты.

— Еще, сильнее, сильнее, — пришептывала девушка, подставляя моему жадному рту вторую, еще не обласканную грудь. — Как сладко, как сладко!

— Пойдем в предбанник, там диван, — позвал я, сумев взять себя в руки, чтобы ни изнасиловать доверчивую толстовку прямо на мокрой и скользкой моечной скамье.

Мы, тесно прижимаясь друг к другу, вернулись в прохладную комнату с широкими диванами…

Страсти, как известно, правят людьми, а бывает, и миром. Недавно еще неприятная мне, сумасбродная и странная девица стала близкой и желанной женщиной. Наша первая близость, как это в основном и случается, получилась слишком торопливой, в большей степени по моей вине.

Опасность, увиденная смерть по каким-то неведомым мне психологическим причинам обостряют жажду жизни и стремление к ее воспроизводству. Всяких сильных впечатлений за последнее время было в моей жизни предостаточно, так что бедная, почти невинная Татьяна Кирилловна смогла вполне насладиться грубым «мужским началом». Я с такой необузданностью набросился на нее, что весь ее предыдущий скромный сексуальный опыт с каким-нибудь соседским мальчиком-гимназистом показался ей мелким романтическим приключением. Я понимал, что перегибаю палку что юному существу с неразвитой чувственностью такие африканские страсти попросту не нужны, могут испугать, но ничего не мог с собой поделать.

— Василий Тимофеевич, — обратилась ко мне истерзанная девушка, когда я, наконец, оставил ее в покое, и, усталые до изнеможения, мы вытянулись рядом на широком кожаном диване, — а это всегда! когда с мужчинами… так бывает?

— Нет, к счастью или сожалению, довольно редко, только тогда когда девушка очень нравится.

— Жаль. Значит, я вам так нравлюсь? Почему же вы раньше не обращали на меня внимания?

«Лучше час потерпеть, чем всю ночь уговаривать» — хотел процитировать я старый анекдот, но сдержался и компенсировал понесенный ею физический урон комплиментом:

— Я боялся оскорбить тебя своим восхищением. И знаешь что, лучше называй меня, когда мы вдвоем, Алексеем. Василий Тимофеевич — это моя партийная кличка.

— Так вы тоже человек идеи? — обрадовалась она даже больше, чем моим объятиям. — Я сразу поняла что вы необыкновенный человек! Вы, если это не секрет, кто?

— Как это, кто? В каком смысле? — не понял я возгласа.

— Вы, наверное, настоящий революционный герой? — уточнила она.

— Ага, — подтвердил я, — герой, — а про себя добавил: — К сожалению, всего лишь половой, и скотина по совместительству, измочалил бедную непротивленку злу насилием…

После затянувшейся «помывки» нас с Татьяной Кирилловной ждал обильный ужин. Перед ним у меня состоялся серьезный разговор с Александром Ивановичем. Вели мы его, по моей просьбе, с глазу на глаз. Я без излишних подробностей рассказал о своем конфликте с революционерами и возможной неприглядной роли Александры Михайловны, то ли как наводчицы, то ли случайного информатора.

— Откуда-то этим людям стало известно о счете в банке, о котором вы мне рассказали, — объяснял я ситуацию генералу, — думаю, боевики революционной партии пытаются через меня до них добраться. Судя по всему, они просто так не успокоятся, тем более, что теперь задета их профессиональная гордость. К тому же они теперь попытаются мне отомстить за гибель своих товарищей, — резюмировал я свои невеселые заключения.

— Шуре Коллонтай о ваших деньгах могла сказать только Наташа, — виноватым голосом сказал Александр Иванович. — Это полностью моя вина, я не счел возможным скрывать от семьи денежные дела, — генерал болезненно скривился. — Однако, сколько я знаю Александра Михайловна — вполне порядочная женщина, и не думаю, что она намеренно обрекла вас на гибель. — Он задумался, покачал головой.

— Факты — упрямая вещь, — процитировал я сентенцию какого-то советского вождя.

— Нет — это невероятно, — отрицательно покачав он головой. — Возможно, она рассказала это случайно, безо всякого злого умысла. Я хорошо знал ее отца, он вполне порядочный человек… Впрочем…

— При чем тут отец, — возразил я, — когда у этого рода людей дело касается идей, то мораль отдыхает.

— Возможно, возможно. В этом я не разбираюсь. Однако, думаю, что в любом случае в моем доме вам ничего не угрожает. Не посмеют же они, на самом деле…

— Очень даже посмеют, — уверил я. — Притом меня беспокоит не столько моя безопасность, сколько ваша. В смысле, безопасность Софьи Аркадьевны, мальчиков, Наташи, ну и… юного существа, которое я подобрал, — добавил я, не уточняя пола этого существа. — Если кому-нибудь из них будет угрожать смертельная опасность, или их похитят, то нам придется согласиться на все условия этих террористов, максималистов! даже и не знаю, как их правильно называть.