Арт-пасьянс - Владимир Качан

На экране ведущий, весь в черном (можно в майке с черепом). По углам экрана – четыре желтеньких логотипа-гробика. Сам ведущий в траурной рамке.

– Начнем с ужасающей, потрясающей, на мой взгляд, новости. В стране за истекшие сутки не произошло ни одной авиакатастрофы, не сгорел ни один паровоз и даже никто не сбил ни одного пьяного на Каширском шоссе. С такой статистикой, друзья, мы далеко не уедем. Правда, есть одно обнадеживающее обстоятельство. К нам мчится огромный астероид размером в целых три футбольных поля, и если он не промахнется и не попадет, допустим, в Атлантический океан, то нам покажется не мало, а много. По прогнозам ученых, уцелеет только Сибирь, и именно поэтому кое-кто из звезд нашего шоу-бизнеса прикупили там участки в несколько га неподалеку от Саяно-Шушенской ГЭС. Но, как говорится, не только «береженого Бог бережет», но и этот «береженый» может оказаться не в том месте и не в то время. Однако, господа, это еще не Апокалипсис, которого мы, сгорая от нетерпения, ждем со дня на день, не ориентируясь на 2012 год, согласно известному пророчеству майя. И вообще-то говоря, надо сначала провести Олимпиаду в Сочи, а уж потом…

Но, пожалуй, самым выдающимся событием сегодняшнего дня можно считать платье Тины Канделаки от Тиффани на траурной вечеринке по поводу безвременной кончины основателя гирудотерапии Дуремара II, наследного принца непроходимых болот неважно какой страны. В ушах у Тины (кстати) поблескивали небольшие пиявочки от Стефана Вебстера, из белого золота, с которых грациозно свисала капелька рубиновой крови. А на руках… Впрочем, об этом девичьем дуэте – Канделаки и Собчак – столько написано, и они так не вписываются в наш формат нежизнерадостных новостей, что не будем о них. А то еще не дай бог засмеемся… В том числе и над собой.

Вот и все на сегодня. Как всегда, заканчиваю программу следующими словами: «Провожая в последний путь сегодняшний день, мы не скорбим о нем, ибо нас с вами ждет еще день завтрашний и все другие уходящие в небытие дни. В траурном убранстве ваш вечерний стол. Помните: что бы вы не съели на ночь, к утру оно все равно превратится в то, что часто стекает с наших голубых экранов. Целую вас, мои дорогие, еще живые и неослепшие от слез телезрители и удаляюсь под свою любимую музыку – траурный марш В.Шаинского.

Ваш Жмур Некрофилов».

Песня к программе «Белый попугай», в которой автор участвовал много раз.

Ах, белый, белый попугай,

Ты в каждый дом не залетай.

Лети к тому лишь, кто поймет

Остроту, шутку, анекдот.

Веселый белый попугай,

Прошу тебя, не оставляй

Того, кто беден, слаб, уныл,

Того, кто просто загрустил.

Пернатый говорящий друг!

Так много глупостей вокруг,

Что только шутка, анекдот

Нас от уныния спасет.

Пошлость, гадость, зло, глупость и жадность высмеивались в «Попугае» всегда. И хотя «Белый попугай» считался клубом анекдотов, а их королем неизменно был Юрий Никулин, тем не менее в программу все чаще и чаще входили обычные наблюдения, устные зарисовки членов клуба. Они занимали не менее значимое место в съемках, их невозможно забыть, потому что встречались добрые знакомые, которые были рады друг друга увидеть и старались друг друга рассмешить и опять-таки порадовать. Отчасти эти встречи превращались в соревнование, но соревнование, в котором не было ни победителей, ни побежденных. Одна радость. А участники заражались потом тягой к таким наблюдениям, зрение у них становилось лучше, обострялась восприимчивость к упомянутым глупостям и ситуациям, которые нормальный человек просто игнорирует, они проходят мимо его внимания.

Участники «Белого попугая» – отчасти больные люди, их мозги и нервы как бы заточены на ненормальности, которые для всех остальных – ничего особенного и даже норма. И мне хотелось бы следующий раздел книги посвятить вот этим самым наблюдениям, которые в актерской среде называются «байками». Но автору это слово представляется каким-то необаятельным и к тому же отдает враньем. А вот «наблюдения» обязывают к достоверности и правдивости (иногда даже совсем невеселой). Что, например, веселого в пассаже одной из ведущих программы «Утро», которая как-то сказала: в таком-то, мол, районе совершаются «достаточно кровавые преступления»? Интересно, «достаточно» – это как? Или – кому достаточно? Тому, чья кровь, наверное – вполне.

Или вот еще. Одна ТВ-работница выразилась в репортаже о театре Спесивцева так: «То, что ребята-актеры навсегда отравлены атмосферой добра, искренности и тепла – это бесспорно». Действительно, в наше время доброта – весьма тяжелое отравление. В этом веселого мало. И тоже не байка, а грустное наблюдение, зафиксированное специфическим зрением.

А вот это, к примеру, вообще прелесть, несмотря на драматизм ситуации для персоны, о которой идет речь. Светлой памяти Борис Александрович Покровский сказал в интервью, что теперь, после недавнего медицинского происшествия, чувствует себя хорошо. А пережил он серьезный сердечный приступ. «Я, – говорит, – телевизор обычно не смотрю. Но тут ни с того ни с сего включил и услышал (я певца этого не знаю, фамилию не помню) песню “Зайка моя”. И… сердечный приступ. Вызвали скорую…» А?! Каково? Свежий взгляд культурного человека. Чайковский или, положим, Тютчев, услышав «Зайку», вообще, наверное, рухнули бы в обморок. Остальные привыкли. Даже не удивляются.

Каждый эпизод здесь заслуживает отдельного внимания и даже осмысления; каждый из них – отдельная микроновелла. И для начала в этом ряду будет то, что автору ближе всего, то есть песня. Кто только из юмористов не прохаживался по поводу идиотских песенных текстов! У меня тоже масса примеров, но не буду уделять им слишком много внимания. Сейчас коснемся одного лишь проявления невежества в пленительной песенной цитате. Девушка-певица, тоскуя, как обычно, по ушедшей любви, спела: «А стрелки на часах бегут, бегут куда-то вдаль…», чем повергла автора в тяжелую задумчивость. Как это? У часов циферблат, что ли, такой, позволяющий стрелкам бежать вдаль?.. Швейцарские часовые мастера удрученно помалкивают. Куда им! И потом… Оказалось, что ее песня называется «Шансон». То есть, в переводе с французского – песня. Песня называется «Песня». Клёво! Надо будет какой-нибудь рассказ назвать тоже вот этак, без затей – «Рассказ». И не надо мучиться с заглавиями. Деревня пусть называется «Деревня», город – «Город», фильм – «Фильм». И всё!

* * *

В Московском ТЮЗе шел очередной спектакль «Три мушкетера». Заметим по пути, что спектакль создавался тем же коллективом авторов, что и фильм (Розовский, Ряшенцев, Дунаевский), и все главное из спектакля потом благополучно перешло на экран. Благородный Атос в исполнении артиста Н. перед песней «Есть в графском парке черный пруд» приходит на решающее объяснение с Миледи. Мрачный свет, зловещая атмосфера, предчувствие чего-то нехорошего… Артист Н. всегда выходил из левого портала с обнаженной шпагой в правой руке и всматривался в глубину сцены, ища там злодейку. В тот раз он, видно, решил обострить эпизод и придать ему еще более зловещий оттенок. Поэтому в левой руке у него красовался зажженный канделябр (ну, «зажженный» – это весьма условно сказано, там обычно встроены маленькие лампочки, имитирующие свечи). Он наконец, выдвинув вперед канделябр, разглядел Миледи и произнес первую реплику их диалога. И тут у него упала шпага. Атос нагнулся, чтобы поднять свое оружие, – и выронил канделябр. Потянулся за канделябром и снова уронил шпагу. Все это время продолжался напряженный и драматичный диалог с Миледи, но какой уж тут драматизм, когда диалогу сопутствует почти цирковой дивертисмент. Точно как у меня в школьной сценке с Задорновым, помните?