Воин. Голос булата - Дмитрий Янковский

– Так я что, своим криком и дверь высадил?!

Из хаты, навстречу отцу, радостно выскочила Ярушка.

– Нет, это вовсе не ты, это упыряки все изломали. Но твои вопли мы с мамкой слышали. Хорошо что ты живой, а то ведь ты обещал мне деревянную лошадку вырезать. Не забыл?

Из хаты вышла мать и все весело рассмеялись.

Микулка устал сверх всякой меры, но спалось ему плохо, хотя и такой сон прибавил свежести и сил. На рассвете они с Туром собрали рассыпанные мешки с продуктами, поставили на место дверь и паренек собрался в дорогу.

– Спасибо тебе, что дочку нашу сберег! – сказала на прощанье счастливая мать.

– Да что вы… – смутился паренек. – Она сама билась как рысь! Маленькая, а кинжалом швыряется как старый вой. Первого упыря прямо в голову поразила. Только не оставляйте ее больше одну, места тут дикие, мало ли что. Она уже большая, до ромеев дорогу выдержит, заодно и людей посмотрит, да и себя покажет. Ладно, поеду я, мир дому вашему!

– И тебе мир, молодой воин! – хлопнул паренька в плечо Тур. – Говоришь ко Владимиру едешь? Знавал я его, да и он меня помнит. Мы с его отцом печенегов у порогов бивали. Да… Если для чего понадобится, припомни ему меня. Я Тур, сотник дружины Ярославовой, меня еще Лохмачом звали.

Микулка забрался в седло, хозяева ответили на его прощальный поклон, а Ветерок, повинуясь хозяйской команде, резво поскакал на север, поднимая облачка солоноватой пыли.

Только на третий день паренек миновал насыпной вал, проехал по узкому перешейку и выехал из Таврики. Потянулась однообразная унылая степь, такая же бескрайняя, как и океан-море, только ветер гулял в прошлогодней траве, да вглядывались в полоску горизонта каменные истуканы-бабы. Все тут дышало вечностью. Микулка подумал, что и тысячу лет назад в этих местах было так же, и еще тысяча лет пройдет и ничего не изменится. Ветерок мерно переставлял ноги, бредя быстрым шагом. Бескрайность степи словно уговаривала шепотом, что спешить никуда не надо, что сколько не спеши, а так и будет тянуться вокруг голая земля. Ничего не изменишь…

Паренек тряхнул головой и пустил коня рысью, чтоб хоть немного развеять сонные мысли. Когда солнце поднялось почти до самой макушки небесного свода, стало жарко и Микулка скинул с себя полушубок, повесив его поперек седла. То тут, то там стало подниматься над землей рыхлое марево, складываясь иногда в красочные картинки далеких мест. Вон три корабля борются с неведомо где бушующим штормом, а справа в зыбком мареве виднеется песок и странные деревья с голыми стволами и пучком длинных листьев заместо верхушки. Картинок возникало все больше и больше по мере того, как солнце прогревало своими лучами засохшую землю и вскоре Микулка изумленно завертел головой, с трудом различая где явь, а где навь. Вокруг него, сменяя друг друга, возникали то сверкающие льды, то огромные стада неведомых животных с двумя хвостами, один из которых рос откуда положено, а другой, гораздо более толстый, прямо изо лба, промеж огромных ушей-лопухов. Прямо из земли росли и тут же рушились мрачные серые замки и полупрозрачные розовые дворцы, разворачивались чуть ли не в небесах жестокие сечи, рушились города, скакали на неказистых пятнистых конях странные люди, с красной кожей и перьями вместо волос. И все это великолепие нави разворачивалось почти в полной тишине, нарушаемой лишь слабым подвыванием ветра в низкой траве. Микулка почувствовал себя совсем маленьким и беззащитным среди этих гигантских картин, выписанных прямо в небесах рукой неведомого художника. До этого дня он видел миражи только раз, когда проходил тут прошлой весной, но тогда они были блеклыми и приземленными, показывали только горбатых вислогубых коней и людей в тюрбанах.

– Что за колдун на меня мороку насылает? – нахмурившись пробурчал Микулка.

– Это не морока, – ответил Голос, – это картины далеких мест. Волхвы баяли, что теплая земля и студеный воздух могут переносить видимость места хоть с самого края земли. Но сегодня что-то эта марь разыгралась нешуточно…

– К добру ли такое знамение… – задумчиво произнес паренек.

– Все ли к добру или худу? – неуверенно спросил Голос. – Бывает и просто так. Ни к тому, ни к другому.

Ветерок уверенным стуком копыт проталкивал назад земной диск и к вечеру миражи пропали, зато впереди замаячил небольшой караван из двух верховых коней и повозки.

– Ромеи. – уверенно сказал Голос. – Торговый караван. Домой идут, на полудень.

С ромеями Микулка встречаться совсем не хотел, поэтому пустил коня по пологой дуге, отклоняясь к востоку. Высоко в небе появился ворон, закружил над караваном, а вскоре уже пять черных птиц выписывали широкие круги над поднимающей пыль повозкой.

– Вороны беду кличат… – пояснил Голос. – Хорошо не над нами кружат. Они смерть за версту и заранее чуют, словно сами Боги им подсказывают. А может у них свой Бог есть, как у волков, который им добычу указывает. Не доедут до Херсонеса ромеи.

– Может больны чем? – предположил Микулка. – Может помочь им?

– А если чума? – недовольно проворчал Голос. – Когда ты русичам без оглядки помогаешь, я еще терплю, все ж таки свои, но чего к ромеям соваться? Много ли они тебе добра сотворили?

– Неужто только за добро добром платить надобно? – неуверенно прошептал паренек, придерживая коня. – Они же все таки люди. Надо предупредить. Пусть вороны дохлым зверьем питаются, негоже им человеческим мясом лакомиться.

Он повернул Ветерка и пустил его скорой рысью на запад, поднимая позади сухую едкую пыль, но увлекся скачкой и не сразу приметил, что с севера караван нагоняет с десяток всадников.

– Печенеги… – предупредил его Голос. – Теперь ясно откуда придет смерть ромеям. Придержи коня! Негоже нам влазить меж двумя врагами, пусть промеж собой сами счеты сводят.

Микулка пригляделся и даже не подумал остановиться, только сильнее стукнул коня пятками, пуская в галоп.

– Ты куда?

– Эти ромеи не воины. – уверенно пояснил паренек. – Они торговцы. И их всего четверо против десятка. Не честно это.

– В своем ли ты уме? – воскликнул Голос. – Только недавно хладным трупом лежал, теперь опять под булат лезешь? Того ли хотел от тебя Зарян? Если за каждую сечу будешь цепляться, так до Полоцка никогда не доедешь. И за что собираешься биться?

– За правду! – сухо отрезал Микулка и на ходу снял с седла тугой длинный лук.

Он подскакал к каравану, когда до печенегов было еще четверть версты и с удивлением узнал одного из караванщиков.

– Рууусич?! – вытаращив глаза воскликнул херсонесский торговец. – С чем пожаловал? Давненько мы с тобою не виделись, но твое лицо я надолго запомнил, можешь не сомневаться.

– Да чего мне сомневаться? – презрительно скривился паренек. – Я и сам памятью не обижен. Вы бы хоть иногда оглядывались, когда добро везете… На вас печенеги в напуск идут!