Самая темная ночь - Дженнифер Робсон

– Было бы чудесно.

– Отцу и Розе эта идея тоже понравится. У Розы ума больше, чем у нас у всех вместе взятых, это ей нужно было ехать учиться, а не мне. – Нико, стоя за спиной Нины, протянул руку и потрепал бархатное ухо Пьетро. – Откуда он тут взялся?

– Из моего рюкзака. Мы с девочками как-то убирались в спальне, я достала рюкзак из-под кровати, чтобы протереть там пол, а Агнеса заглянула внутрь и нашла Пьетро. Она решила, что ему должно быть очень одиноко под кроватью, и я переселила его на комод. Ты же не против, нет?

– Конечно, нет. Он очень милый.

– Мама сшила его для меня, когда я была совсем маленькой. Он всегда был моей любимой игрушкой.

– Почему его зовут Пьетро?

– Потому что так зовут кролика в книжках синьорины Поттер. То есть там его зовут Питер, а на наш манер – Пьетро. Так мама мне переводила, когда читала, потому что книжки у нас были на английском. Я помню, что ужасно боялась фермера.

– Фермера?

– Да. Там был такой персонаж. Он хотел поймать Пьетро и испечь пирог с крольчатиной.

– Ну, я, здешний фермер, совсем не такой. Ты же знаешь – у меня слишком доброе сердце.

Услышав иронию в его голосе, Нина обернулась. Она доставала макушкой ему до подбородка, и сейчас прямо у нее перед глазами пульсировала жилка в основании его шеи, отмеряя биение сердца, – настолько близко они стояли друг к другу. Нина смотрела вверх, а Нико – вниз, и на миг оба забыли, что нужно дышать. Он склонил голову набок, словно хотел задать вопрос.

Нина кивнула.

И он поцеловал ее. Прикосновение его губ было нежным и легким – едва различимым, как шепот. Нина подалась к нему. Подошвы туфель скрипнули, когда она встала на цыпочки, обвив руками его плечи. Он притянул ее еще ближе к себе, положив одну руку на талию, другой лаская затылок.

– Нина… – прошептал он, снова касаясь губами ее губ. – Нам надо остановиться.

– Почему? Я не хочу останавливаться.

– И я тоже, но сейчас самый разгар дня, и дети в соседних комнатах. Позже, когда все лягут спать, мы сможем… – Он вспыхнул – алый цвет кожи был виден сквозь рыжеватую щетину на щеках.

– Позже, – согласилась Нина, тоже пунцовая. – Когда все лягут спать…

* * *

Нико ушел помогать отцу в амбаре, а вскоре после этого полил дождь, так что Нине ничего не оставалось, как сидеть на кухне и штопать при тусклом свете масляной лампы, потому что электричество в деревне опять отключили. Нина штопала один носок за другим, ухитрилась поставить очередную заплатку на штаны Карло, хотя, казалось бы, они и так уже состояли из одних заплаток, и прервала свое занятие, лишь когда глаза начали слезиться от рези так, что она перестала видеть иголку у себя в пальцах.

Наконец подошло время ужинать. Сейчас, когда трое младших Джерарди остались в своих постелях, за скудной трапезой из жидкого супа и черствого хлеба было особенно уныло. Все ели почти в полной тишине, лишь дождь отбивал на окне какую-то монотонную мелодию, и когда Роза, отодвинувшись от стола, велела мальчикам приготовить бадью для купания, у Нины екнуло сердце. Сейчас они «примут ванну», а потом настанет время идти в постель и…

Роза любезно поделилась с ней своим душистым мылом и после того, как они обе вымылись и оделись, расчесала кудряшки Нины и заплела их в две тугие косички. Ее движения были уверенными, и осторожными, и восхитительно умиротворяющими. Когда Роза закончила, Нина тоже помогла ей причесаться и заплела ее волосы в одну толстую косу, спускавшуюся до поясницы.

Нико принес «Божественную комедию» и начал читать вслух последние песни «Рая». Стихи были прекрасными, а его голос – настолько чарующим, что Нина даже забыла о своем вязании, которое всегда брала в руки после ужина. Сейчас она завороженно слушала повествование о поэте и его Беатриче и об их поисках счастья. Наконец Нико, закрыв книгу, сказал, что идет спать, и Нина последовала за ним вверх по ступенькам, забыв пожелать остальным спокойной ночи. Она закрыла за собой дверь и удостоверилась, что задвижка надежно держит створку. А потом повернулась к Нико.

– Нам нужно переодеться, – сказал тот. – Мне отвернуться?

Нина кивнула – во рту пересохло, говорить она не могла, – и со всей поспешностью, насколько позволяли дрожащие пальцы, переоделась в ночную рубашку, затем пересекла комнату. Нико по-прежнему стоял отвернувшись.

– Я здесь, – проговорила Нина.

– Можно мне тебя обнять? – Он медленно обернулся, давая ей время принять решение.

Нина сделала еще один шаг к нему, в его объятия. «Наконец-то…»

– Я так давно мечтал тебя поцеловать, – прошептал он, прикасаясь губами к ее брови.

– Давно?

– Почти с первого дня.

– Правда? И почему ты ждал так долго?

– Я никогда прежде не испытывал ничего подобного. Никогда. Мне нужно было разобраться в своих чувствах.

– И что же?.. – поторопила она, под ускоряющееся биение сердца.

– Я люблю тебя, Антонина. Не как сестру и не как друга. Как жену. Как мою жену. И я надеюсь, что ты разделяешь мои чувства. Потому что иначе я…

Она поцеловала его до того, как он успел произнести еще хоть слово, и в этом поцелуе было все ее ликование, восхищение, радость и любовь к нему. К мужчине, который так неожиданно стал героем ее романа.

Затем она немного отстранилась, чтобы видеть его лицо и чтобы он прочел в ее глазах обо всем, что она чувствует, ибо слов, произнесенных вслух, тут было бы недостаточно.

– Разделяю, Нико. Разделяю всем сердцем.

– Любимая… – выдохнул он и снова поцеловал ее, а отстранился, лишь когда им обоим стало не хватать воздуха и обоих охватила дрожь. – Я бы хотел, чтобы мы были женаты по-настоящему. Наверное, это звучит старомодно…

– Просто ты порядочный человек, и это одна из причин моей любви к тебе.

– Тогда ты понимаешь, почему нам сейчас надо остановиться. Но…

– Что?

– Мы можем сами обменяться брачными обетами. Для тебя этого будет достаточно? Настоящую свадьбу нам удастся сыграть лишь после окончания войны, когда изменятся законы. А если здесь, в этой стране, ничего не изменится, тогда мы уедем куда-нибудь, куда угодно, и тогда…

– Да, – сказала она, – да.

– Я правильно понимаю – на иудейской свадьбе ведь тоже обмениваются обетами? Прости мое невежество…

– Я редко бывала на свадьбах, но кое-что помню. Вначале обрученные получают благословение, и жених надевает невесте кольцо на палец со словами: «Ani l’dodi, ve dodi li».