Письмовник, или Страсть к каллиграфии - Александр Иванович Плитченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И следующая —
Земля, где поселилась моя семья,
Покрылась крутыми дорогами,
Земля, где стоит на привязи вороной жеребенок,
Покрылась сырыми лиственницами…
Но вот встреча, разговоры, пирование и снова раздаются слова песни, как итог хмельного воодушевления:
Если бы водка — дочь хлеба — была в достатке,
То мы напились бы досыта,
Если бы явился наш зайсан,
Мы бы поздоровались с ним, не вставая!
В нормальной, непраздничной, трезвой обстановке приходили иные песни, которые весьма реально отражали невозможность такого отношения к зайсану; некому было жаловаться на обиды, потому и вспоминали в таких случаях невеселые строки:
Птицы черной земли,
Прилетевши, пожаловались на ястреба!
Птицы поднебесной страны,
Прилетевши, пожаловались на коршуна!
В одной из старых книг, среди прочего материала, собранного и записанного скрупулезно и подробно, я обнаружил несколько песен, где упоминаются русские. Вот один текст, немудрящий вроде бы, но есть в нем что-то такое трогательное, человеческое:
Уедет домой Василий,
Изба с глиняной печкой останется, конечно, пустой!
Уедет домой Леонтий,
Теплая изба тогда останется, конечно, пустою!
Есть и песни о песнях, всякий жанр фиксирует самопонимание своего места и значения в жизни человека. Одна из таких песенок озорством и решительностью очень напоминает частушку:
Если не любы тебе галки,
То давай, друг, закурим!
Если не любы тебе мои песни,
То давай, мой друг, разговаривать!
Понимаю, обрушил на тебя столько незнакомых текстов, переведенных только дословно, без какого-либо привлечения искусства, без попыток переплава этих алтайских миниатюр в стихию русской песни, русского стиха. Но моя задача, как я тебе уже говорил, только сообщить тебе еще одну страничку нашей родной сибирской культуры, заинтересовать тебя одним неординарным явлением, явлением уходящим, взывающим о том, чтобы его — хотя бы письменно — сохранили для потомков.
Нужен настоящий перевод, что-то в этом плане ты можешь посмотреть в переводах только что изданных (1986) латышских дайн, там представлены разные подходы и попытки.
Но перевод — дело не одного года, тут необходимы общие, соединенные усилия наши и самое активное участие алтайских поэтов.
Я вот чувствую, что нечто драгоценное содержится в песенке:
Оба мои глаза отданы матери,
Здравствуют ли они?
Обе мои ноги вложены в стремя,
Здравствуют ли они?
Но что тут — я не возьмусь тебе объяснять, и какой будет перевод этой песенки на русский, перевод поэтический — сказать не берусь тоже.
Сам подумай, почувствуй и представь, о чем эта песня, прислушайся — какие чувства она у тебя пробудит. А в том, что она непременно пробудит твои чувства — я не сомневаюсь!
Письмо десятое
Просьба твоя не показалась для меня обременительной — просто я покопался в записях, сам их перечитал с интересом и теперь присылаю несколько цитат, которые смогут тебе пригодиться и для устных выступлений по проблемам охраны природы (порой цитата сильнее действует на слушателя, чем факт), и пригодиться для твоей статьи, если замысел ее не потонет среди придумываемых тобой сногсшибательных сюжетов.
Цитаты привожу подряд, без особой системы, хронологически.
«Ни волк волка, ни змия змии не губить, но человек человека погубляеть».
«Как-то обедал Дракула среди трупов, посаженных на кол, много было их вокруг стола его. Он же ел среди них и в том находил удовольствие. Но слуга его, подававший ему яства, не мог терпеть трупного смрада и заткнул нос и отвернулся. «Что ты делаешь?» — спросил его Дракула. Тот отвечал: «Государь, не могу вынести этого смрада».
Дракула тотчас же велел посадить его на кол, говоря:
«Там ты будешь сидеть высоко, и смраду до тебя будет далеко!»
«Я с удовольствием смотрю, как частицы света сочетаются в тела, и я с удовольствием думаю, что они вновь подействуют на наше зрение в пламени горючих веществ; мне кажется, будто я вижу, как свет образует смолы, столь родственные ему, маслянистые вещества, преисполненные его теплом и его яркостью, спиртообразующую часть семян и плодов, насыщенных его огнем… Наконец, тот флогистон, который свет образует в растениях, не может ли быть источником того флогистона, который совершает круговорот в прочих царствах?»
«…не существует бесполезных растений. Начиная с величественного дуба и кончая последнею мелкою былинкою, все полезны для человека. Если не всегда бывает возможным усмотреть частную пользу отдельного растения, то во всяком случае, как часть общего целого, оно участвует в очищении атмосферы; в этом отношении и благоухающая роза, и ядовитая волчия ягода имеют одинаковое назначение; в самых отдаленных, необитаемых краях света нет ни одного луга, ни одного леса, которые не находились бы с нами в обмене; ветер постоянно уносит к ним испорченный воздух, поддерживая их рост и обеспечивая нашу жизнь».
«Природа, по-видимому, поставила себе целью уловить на лету изливающийся на землю свет и, обратив эту подвижнейшую из всех сил в неподвижную форму, в таком виде сохранить ее. Для достижения этой цели она облекла земную кору организмами, которые в течение жизни поглощают солнечный свет и за счет этой силы образуют непрерывно накопляющийся запас химического напряжения. Эти организмы — растения. Растительный мир представляет склад, в котором лучи солнца задерживаются и запасаются для дальнейшего полезного употребления. От этой экономической заботливости природы зависит физическое существование человечества, и уже один взгляд на роскошную растительность вызывает инстинктивное чувство благосостояния».
«…все силы, которыми наше тело живет и движется, ведут свое происхождение прямо из чистейшего солнечного света».
«…когда я слышу, как шумит мой молодой лес, посаженный вот этими руками, я сознаю, что климат немножко и в моей власти и