Занимательная сексопатология - Баян Ширянов

В конце аллеи орошал мертвенно-белым светом землю, кусты бузины и заросли крапивы одинокий фонарь. Вдруг, краем глаза, я заметил за пловчихой странное ритмичное шевеление, словно кто-то прятался за ней там, на постаменте и при этом слегка покачивался взад-вперед. Не спеша, прогулочным шагом, я стал приближаться.

Внезапно из тени гипсовой девушки появилась фигура. Сверкнуло белое тело, послышался шелест, словно кто-то натягивал на себя одежду. Удар ног о землю, и сквозь крапиву, незнакомец ринулся прочь. Но в какой-то момент свет далекого фонаря упал на его лицо, и я узнал…

На следующее утро я подкараулил его в столовой после завтрака. Зная, что он шахматист, я предложил ему партию.

Согласие было получено, и он сделал первый ход королевской пешкой. Я ответил и попытался завести беседу.

К концу дебюта, я знал, что его зовут Валентин Сергеевич, что он скульптор, живет в Москве, был женат, разведен, имеет взрослого сына и дочь. Он же успел получить от меня аналогичные сведения. Позиция складывалась в мою пользу, и перед тем, как объявить ему шах, я спросил:

- Простите за любопытство, но что вы делали вчера вечером около статуи?

Ответ на угрозу королю был элементарный, но он молча думал над ходом несколько минут. Наконец Валентин Сергеевич вздохнул и обреченно произнес:

- Я сдаюсь.

Пораженный, я посмотрел ему в глаза. Они улыбались. Если до начала партии вся его фигура была ссутуленной, то сейчас картина разительно переменилась. Мой партнер помолодел и выпрямился, словно сбросил долой несколько лет.

- Я не об игре… Вы - журналист. Вы, как врач, обязаны хранить тайны своих респондентов. А я расскажу вам кое-что любопытное.

Я болен. Моя болезнь называется агалматофилия. Именно ей страдал легендарный Пигмалион, воспылавший любовью к своему творению. Но увы, его любовь к скульптуре оживила ее. А моя… Доставляет мне одни лишь мучения.

Началось это давно, в сопливом детстве. Я очень любил наблюдать за работой моего отца, довольно известного скульптора и архитектора. Особенно мне нравилось смотреть, как он лепил обнаженную натуру.

Я прятался на втором ярусе его мастерской, приходила девушка, раздевалась, а мой отец брал кусок грязно-зеленого пластилина и превращал его в статуэтку.

К отцу ходило несколько натурщиц, но из всех мне приглянулась лишь одна. Конечно, созерцание обнаженного женского тела стимулировало мои подростковые фантазии. Я мысленно ставил себя на место отца, лепил, а потом занимался с ней сексом.

И однажды, придя в мастерскую, я увидел ЕЕ. Она лежала на полу, обнаженная, но, увы, созданная человеческими руками из того же пластилина. Но мне казалось, что это она, та девушка лежит здесь нагая и живая.

Я не мог отвести взгляда от ее лона. Наконец, я решился. Раздевшись донага, я лег на нее. И тут же эякулировал. Испугавшись, я нашел какую-то тряпку и, как смог, ликвидировал следы своего преступления.

В тот день я даже не пошел подглядывать за натурщицей. Все время, пока отец работал, я мучался от неизвестности: заметил или нет? Но все обошлось. И на следующий день я вновь соединился с ней. Так происходило до тех пор, пока скульптурная группа, над которой работал отец, не была отлита в бронзе. Теперь я иногда езжу в город, в котором она установлена, но возвращаюсь оттуда всегда в подавленном настроении.

В мастерской всегда были женские скульптуры и я, незаметно для всех, практически всегда мог заниматься с ними любовью.

Когда пришло время выбора профессии - сомнений не было. Я поступил в архитектурный. Чтобы не отличаться от других - женился. Но брак у нас был странный: жена никогда в жизни не испытывала оргазма, да и не стремилась к этому. Я с честью выдержал испытание браком, но ее постоянная раздражительность сыграла роковую роль и мы разошлись. Я до сих пор люблю ее и детей, но моя страсть… О которой я никому не рассказывал…

Все думают, что я весь отдаюсь работе. Почти так оно и есть. Я месяцами не выходу из мастерской. Теперь уже ко мне ходят натурщицы, я их леплю, а когда они уходят - совокупляюсь с их изображениями!

Специально для себя я сделал гипсовую женщину с которой регулярно произвожу сношения. Мои друзья считают ее неудачным произведением, которое держу для напоминания себе, как не надо работать. Они называют ее «Стоящая раком». Собственно говоря, так оно и есть. Но никто из них не знает что это - моя возлюбленная…

Мне давно уже не нужно живых женщин. Они кажутся мне грязными, отвратительными. Другое дело - моя скульптура. Она чиста и невинна, она - мое творение, прекрасное в своей статичности.

А здесь… Эта скульптура в парке напомнила мне одну из халтур моего отца. Я в отрочестве ее очень любил. Там такой удобный подход…

Вы хотите спросить, не лечился ли я? Нет. Наверное моя болезнь уже слишком далеко зашла… Да и стыдно…

Он обреченно махнул рукой. Я попытался уверить его, что у меня есть замечательный сексопатолог, который вылечивал и более тяжелые случаи. Он взял координаты и на следующий день уехал.

Когда же через несколько месяцев я созвонился с этим врачом, он заявил, что ни одного пациента с агалматофилией за это время у него не было.

Летающие тарелки давно уже перестали волновать умы просвещенного читателя. Ну, чего там, летают. Главное - на головы не сбрасывают всякую гадость, как голуби… Ну, являют они собой всякую там фалло-йоническую символику. Им самим, наверняка до этого и дела нет, а наши активисты всё выискивают, по косвенным данным, длину инопланетных пенисов. Только вот результаты разные получаются.

Исследуют наши уфологи и контактёров. Они, как известно, разные бывают: вольные и невольные. Вперит вольный контактёр взгляд свой просветлённый в ночные небеса, кинет телепатический клич, и тут же слетается к нему стая летающих тарелочек. Кружат вокруг него, а он им крошки сыпет и приговаривает: «Цыпа-цыпа…» А сам кувалдочку в кармане прячет. Встречала я одного такого… С уфологических симпозиумов невылезяющего. Приглашал он меня при луне погулять. А как попросила я его вызвать хотя бы малю-юсенькую тарелочку - отказался. Они, говорит, к твоему биополю непривычные. Вот если бы мы с тобой как следует провзаимодействовали… Это он на секс намекал, за что и был безоговорочно отвергнут и послан на его собственную страждущую часть тела.

Но есть и другие. Жертвы этих тарелок. С одной такойсемьёй я и познакомилась случайно. На море. Каком не скажу, но южном и тёплом.

Я снимала однокоечный сарайчик, а эта пара - сарайчикнапротив. Окно в окно. Пара и пара, нормальные, по ночам кровать скрипит. У меня, впрочем, тоже. Но не в этом суть.

Как-то ночью лежу одна, в темноте, продумываю завтрашнюю политику и случайно гляжу в окно, а у моих визави свет. И на занавеске прозрачной силуэт мужской. И что-то в нём не так. Присмотрелась - торчит у него, этот самый, но не там, где положено, а гораздо выше! Гляжу дальше, глазам не верю: смещается он! На положенное место. Ну, думаю, перегрелась…