На крыльях Феникса - Анна Яфор

случится. Для него ведь все кончено. Он давно мертв, с того самого дня, когда узнал о смерти собственного ребенка.

В дверях звякнул ключ. Мирон потянулся к выключателю, но тут же отдернул руку. Ольга просила не включать свет. Он улыбнулся, вспоминая ее просьбу. Ей нечего было стесняться. Роскошная женщина. Мечта любого мужчины. Почти любого… Но лишний раз смущать ее не собирался. Если она хочет остаться в темноте – так и будет.

Тонкий силуэт был едва различим, шаги – неслышны. Лишь легкое движение воздуха подсказало, что она вошла в комнату. Его сердце пропустило удар. Мужчина качнулся, пытаясь стряхнуть наваждение. Прошептал, роняя слова в окутывающий его мрак:

– Иди ко мне…

Слабый всхлип полоснул сознание, и от звука ее голоса он утратил связь  с реальностью. Словно кто-то начертил границу, отделяя их от окружающего мира,   вырывая из сгустившейся темноты, толкая навстречу друг другу. Сметая годы разлуки, чужие лица, уничтожая любые мысли, лишая возможности говорить.

Он по-прежнему не видел ее лица, но руки уже запутались в шелке волос. Губы впитали аромат кожи. Язык прочертил изгибы тела.

Трепещущие пальцы пробрались к нему под рубашку, лаская плечи, грудь, спустились к животу, нетерпеливо теребя пряжку ремня. От мучительного желания потемнело в глазах.

Где-то в глубине комнаты пустовала кровать. Они до нее так и не дошли. Не зажгли расставленные на кухне свечи. Так и не включили свет. Все это было лишним.

Он наслаждался молочным бархатом кожи. Содрогаясь, впитывал ее трепет. И все еще до конца не осознавая происходящее, был уверен, что уже не сможет выпустить ее из рук. Ни наяву, ни даже во сне. Больше никогда.

* * *

Полина боялась открыть глаза. Это всегда было самым мучительным, самым сложным в  жизни: просыпаться, понимая, что ласковые объятья остались в ушедшем сне, а она по-прежнему одна в своей постели.

Сегодня все было слишком реальным. Она до сих пор чувствовала прикосновение любимых рук. Ощущала биение сердца под своими губами. И изо всех старалась хотя бы еще немного удержать эти волшебные мгновенья. Но понимала, что достаточно ей хотя бы пошевелиться, – и все закончится. Как всегда, каждый день на протяжении этих бесконечных пяти лет.

Горячие ручейки скользнули из-под закрытых век, обжигая кожу на груди мужчины. Он шевельнулся, еще крепче прижимая ее к себе. Шепнул:

– Почему ты плачешь?

Сколько же дней она не слышала его голоса…  Одиноких месяцев, перетекающих в года… Даже почти забыла, как звучит этот пронзающий каждую клеточку хрипловатый шепот, от которого сразу хотелось растечься, расплавиться под тяжестью его тела.

Дрожащие ресницы поднялись, и Полина окунулась в прозрачную лазурь его глаз. Сквозь тонкие шторы уже пробивались солнечные лучи. Наступил новый день. Сон еще никогда не длился так долго.

Она подняла руку, осторожно касаясь лица мужчины, на ощупь узнавая родные черты. Это был именно ее Мирон. И при этом совсем другой. Жесткие  складки залегли на лбу, между бровями, окружили рот. Морщин не было раньше… Они просто не могли ей присниться… На предплечье багровели полосы от ее ногтей. Никогда прежде, даже в самые жаркие минуты их страсти, она не позволяла себе ничего подобного… Такое просто не приходило в голову. Значит…

– Ты мне снишься?

Его пальцы обвели контур любимого лица.

– Кажется, это не сон, любимая… Иначе я отдал бы все, что имею, лишь бы он не заканчивался…

Не сон… Она не спит… Мираж не рассеется, мужчина рядом с ней не исчезнет…

Полина впилась глазами в него, впитывая каждую черточку. Он потянулся к ее губам, но женщина вдруг резко поднялась на постели. Мирон дернулся, ощутив обжигающую пощечину на щеке. Вторую, третью. Задохнулся от неожиданной боли.

– Лина… сладкая… что?…

Следующий удар обрушился на губы, заставив его замолчать. Тонкая, изящная рука вцепились в волосы.

– Как ты мог?!!! Как посмел бросить меня?! Пять лет! Пять сумасшедших лет я изнемогала без тебя каждый день, каждую ночь… Что же ты натворил!

Он ухватил ее запястье, целуя пальцы. Проложил дорожку по нежной коже к локтю, плечу, скользнул по ключице. Полина застонала сквозь слезы, ощутив прикосновение к груди.

– Прости меня…

– Ты обещал, что всегда будешь рядом… А сам… Ты обманул меня! Обманул!

Она оттолкнула его от себя, попытавшись снова ударить. Мирон перехватил ладонь, накрыл ею свой рот. Легонько, едва ощутимо прикусил кожу.

– Ты задолжал мне почти две тысячи ночей! И этого долга я не прощу… Тебе придется все вернуть!

Мужчина улыбнулся.

– Я готов начать прямо сейчас… возвращать…

– Я не шучу, Мирон. Мне до сих пор слишком больно от того, что ты сделал. Тебе придется дорого заплатить за все те ночи, которые я провела в одиночестве.

Он покорно кивнул:

– Хорошо. – Попытался ее обнять, но женщина увернулась.

– Я еще не закончила. Ты женишься на мне.  Сегодня. –  И, глядя на его изумленные глаза, добавила: – Я не давала согласия на развод. И мне все равно, какие деньги и кому ты заплатишь и какими способами будешь решать этот вопрос, но до сегодняшнего вечера я хочу стать твоей женой.

Он не знал такую Полину: решительную, воинственную. Снова кивнул, с удовольствием соглашаясь с ее условиями.

– Хорошо.

Но и это было не все.

– Мне не интересно, сколько женщин у тебя было за это время. Я не хочу про них ничего знать. Но если ты кому-то дал надежду, если хотя бы одна рассчитывает на какие-то отношения с тобой, тебе лучше разобраться с этим как можно скорее. Потому что я не собираюсь ни с кем  тебя делить.

Хотелось утешить ее, стереть боль с дорогого лица. Он повторил:

– Хорошо, – и, сгребая ее в объятья, опустил в мягкость простыней.

Полина коснулась его щеки, где все еще горела кожа от удара.

– И за это я не буду просить прощение. Ты заслужил.

– Хорошо…

Она рассердилась.

– Перестань соглашаться со мной.

– Хорошо…

Оба расхохотались. Он склонился над ней, чувствуя, как отзывается тело на ее присутствие.

– Ты моя тигрица. Даже представить себе не можешь, как приятно ощутить себя живым. Как я скучал по твоим рукам, мила-а-я... Ударь меня еще раз. Сколько хочешь…

Полина поцеловала покрасневшую кожу.

– Больно?

Он кивнул, перехватывая сладкие губы.

– Очень… очень больно. И только ты мне можешь помочь…

* * *

Их идиллия прервалась по очень прозаической причине: ее желудок