Последняя Академия Элизабет Чарльстон  - Диана Соул

– Вот еще. – Я попыталась обойти Фенира кругом. – Ни одна леди из рода Чарльстон не купится на столь дешево брошенное “прости”.

Я уже была у ворот, когда в спину прилетело:

– Элизабет! Я же серьезно. Где я найду вторую ответственную лаборантку, которая в пять утра будет кормить гидру?

– У вас пол-академии желающих, – напомнила я и все же остановилась, озаренная догадкой: – Так, выходит, в лаборатории все же был дохинай?! Тогда почему вы выставили меня дурой, если я оказалась права?!

Виктор тяжело вздохнул, посмотрел в небо, а после на меня. На мгновение мне показалось, что я увидела в его глазах тревогу, но после все исчезло, и Фенир ответил:

– Потому что я был бы вне себя от счастья, окажись сущность, которую ты видела, дохинай. Пока я ехал сюда, очень надеялся на то, что все окажется просто – ты признаешься, что вызвала кого-то, и мы все тут же решим. Упокоим нечисть, объяснимся, может, выпьем немного. Но…

– Но?! – потребовала продолжения я.

– Дохинай не смеются, Элизабет. Это правда. Эмоции свойственны низшей и высшей нечисти. На низшую увиденное тобой не очень похоже. А значит, это что-то похуже, и я понятия не имею, что именно…

– Но что может быть хуже дохинай? – спросила я, когда через полчаса пешего хода и разговоров ни о чем мы с Фениром зашли в постоялый двор и заняли один из столиков в местном трактире.

Надо сказать, всю дорогу преподаватель вел себя как джентльмен и даже вещи мои нес, видимо, заглаживая таким образом свою вину.

В таверне народа вокруг особо не было: кроме нас всего пятеро по разным углам да пара скучающих подавальщиц. Одной из которых тут же подмигнул профессор.

– Что может быть хуже дохинай? – уже гораздо злее повторила я, стараясь одернуть Фенира от очередного заигрывания непонятно с кем. – Хоть предположения есть?

– А? Что? – обернулся ко мне он и мгновенно посерьезнел. – Предположения? Да, миллион. Начиная от того, что ты прекрасная актриса и продолжаешь водить меня за нос, заканчивая тем, что в наш мир прорвалась какая-то неведомая бабуйня, и у нас нет ни малейшего понятия, что ей надо и каков истинный размер ее сил. В сущности, мы так мало знаем об изнанке, что исключить нельзя никакой из вариантов.

– Эту штуку, которую я видела, боялась вся без исключения нечисть в клетках, – напомнила я. – Разве не должно быть наоборот? Разве нечисть не спокойно относится к своим же?

Про то, что меня большинство “зверей” Фенира воспринимало либо нейтрально, либо, как альраун, очень даже положительно, я умолчала. Побоялась навести преподавателя на ненужные ему мысли. И все же я помнила страх, который испытывала сама, и, уверена, все звери в клетках чувствовали то же самое…

– Интересное наблюдение, – задумчиво протянул Виктор. – Как правило, вся нечисть относится друг к другу вполне дружелюбно. Даже разные виды умеют сплачиваться, если им это нужно. Элементарный пример: брауни и воришки-мурзы, их иногда замечали друг с другом. Причем если вторые крали вещи, то первые договаривались и возвращали их на место. Однако есть исключения – некоторые виды враждуют – эльфы и гномы, пикси и торды, суккубы и инкубы, ну и так далее.

– Да, но вражда – это не страх… – начала я, и меня перебила подошедшая подавальщица.

Поправив прическу, она кокетливо улыбнулась Фениру и заговорила с ним так, будто меня рядом не было.

– Доброго вечера, мистер. Уже готовы рассмотреть наше меню? Оно, конечно, небольшое, – с придыханием проворковала девица, проводя указательным пальцем по своему внушительному декольте. – Зато у нас богатый выбор десертов.

Я аж обомлела от такой наглости. А вот профессор уже расплылся, как мартовский кот в предвкушении сметаны.

– Кхе-кхе! – откашлялась я, беспардонно (а почему бы и нет) разворачивая девушку за локоть к себе. – Мистер не ест сладкого, он на диете! Так что никаких десертов! Ему диагноз не позволяет.

Брови Фенира полезли вверх, но я даже смотреть в его сторону сейчас не желала, а вот отвадить глупую девицу, которая рисковала за связь с этим “типом” стать трупом, очень даже.

– Какой диагноз? – хлопнула длинными ресницами подавальщица.

– Страшный. Он переел сладкого и теперь мучается. И те, кто с ним сладкое ели, тоже пострадали. Отравились, знаете ли, сильно!

Девушка отшатнулась от меня, видимо решив, что я душевнобольная, и сбежала куда-то восвояси, так и не приняв заказ.

Не знаю, что нарисовало ее воображение, зато я была спокойна – она останется жива.

– Чарльстон, ты в своем уме? – прошипел преподаватель. – Ты что несешь? Какой диагноз?!

– Я в своем, а вот вам стоит задуматься. Вы ведь уже поняли, что кто-то убивает девушек, с которыми… Ну, вы поняли! До тех пор пока не разберетесь с этим “дохинай-недохинай”, о походах по девушкам забудьте! Я вам не позволю!

– Не позволишь? – недобро оскалившись, ответил Фенир. – А знаешь ли, Элизабет, чем это аукнется? Ты же меня без ножа режешь! Может, я жить не могу иначе, спать спокойно и все такое. И какие тогда варианты?

Покачав головой, предложила на полном серьезе:

– Я вам колыбельную спою, если очень нужно будет! Но предупреждаю, голос у меня так себе.

– Избавь меня от этого! – раздосадованно откинулся мужчина на спинку стула. – Черт с ним, с твоим голосом. Может, даже к лучшему, что его у тебя нету. Я, знаешь ли, терпеть не могу девушек, которые отлично поют.

– Это еще почему?

– Везде чудятся потомки банши! Вот споет такая “во благо”, а потом разлом случится и всякая гадость с изнанки полезет.

– О, ну тогда вам точно ничто не грозит! Мне еще и гоблин на ухо наступил, от души станцевал там канкан и польку-бабочку.

Наши номера оказались поблизости. Точнее я сама попросила об этом. Виктор, если и удивился, то вида не подал.

Поднявшись к комнатам, он не остановился, не посмотрел, куда я пойду и что буду делать. Вошел к себе и… оставил дверь приоткрытой.

– Это для той подавальщицы? – распахнув ее полностью, спросила я. – Заходи, мол, милая, я в ожидании?!

– Дует, – ответил Фенир. – А у меня здоровье слабое. Закрой.

Я замерла на пороге, оглянулась на коридор, но вошла.

– Как погибли твои родители, Элизабет? – снова заговорил профессор, теперь меньше всего напоминающий балагура или разгильдяя.

– Так вы дверь для меня оставили, – поняла я. – Решили провести новый допрос?

– Решил, что ты не из тех, кто проходит мимо. Лучше сам тебя приглашу, чем ночью лежать и ждать, пока ты в окно ввалишься.

– Вы хам!

– Знаю. Скажу больше, меня в себе все устраивает. А тебя, Чарльстон?

– Меня в себе тоже все устраивает.