Элитная кровь - Виталий Романов

До меня не выживал никто. Куда исчезали трупы? Не знаю, краем уха услышал про «трубу». Наверное, здесь – под другим куполом – есть крематорий, где сжигают тела. Думаю, это делают по ночам.

Когда очнулся – мир вокруг показался мне каким-то странным. Все как в тумане, звуки непривычные, будто сквозь вату. Слов не понять, не разобрать. Ко мне обращались по внутренней связи, через переговорный селектор – ничего не мог различить. Очень больно. В вены словно закачали расплавленный металл, я не мог стоять, не мог сидеть, не мог лежать. В любом положении было адски больно. Иногда не выдерживал, начинал орать, бился головой о стену. Терял сознание, и это были счастливые мгновения.

Потом приходил в себя, и все начиналось заново. Расплавленный свинец в венах. Тяжелый свет, продавливающий глаза внутрь мозга. Упругий воздух, наполняющий легкие электрическими иглами. Боль в ушах от любого звука. Голоса стали материальными, они протыкали мозг, причиняли невыносимую муку. Я кричал, и становилось легче. Пока орал – ничто не вторгалось в черепную коробку. Летало вокруг, ожидая, пока замолчу.

Потом внутри что-то изменилось. Двигаться уже не мог, лежал на полу, с открытыми глазами. Каждая секунда рушилась сверху, вместе с куполом, сминала, уродовала мое эго. Я видел падающие секунды, но не мог осмыслить время. Не мог понять, сколько его кануло в черный омут псевдорассудка. Руки и ноги ходили ходуном, независимо от мозга, от моих желаний, попыток управлять телом. Бросало то в жар, то в холод. Сначала промокал насквозь, оказывался в луже собственного пота. Тошнило – сам не знаю чем. Выворачивало наизнанку, а я ведь ничего не ел… Затем становилось жутко холодно, мороз продирал до костей. Потом «доктора» говорили: я кричал, просил оторвать от ледяного поля, пока не замерз насмерть. Мочился под себя, и влага становилась ледяными наростами…

И опять все изменилось. Не знаю, какой это был день по счету. Четвертый? Пятый? Что-то начало происходить с нервной системой. Какое-то перевозбуждение. Вроде понимаешь: чуть отпустило, звуки и свет больше не уродуют черепную коробку. Холод с жарой ушли. Уснуть бы, забыться, но вместо этого – энергия прет, откуда-то изнутри. Ну, будто мощный прожектор в тебе включили. Столб энергии, из твоего тела куда-то вверх. Уснуть невозможно.

И тут они про меня вспомнили. Нет, неправильно. «Врачи» не забывали про меня ни на минуту. Смотрели через защитные экраны, как я катаюсь по полу, в лужах выделений, кусаю руки. Теперь решили войти внутрь, в защитных биологических костюмах. Взяли анализ крови. Я был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Да, признаюсь, в тот момент и не думал сопротивляться. Мысли – это что-то другое. Признак здорового состояния человеческого тела и сущности. В то время у меня не было способности думать.

Они взяли анализы и ушли. Я остался в одной из комнат – лежал, глядя в потолок. Все ждал: что с моим телом произойдет дальше, какая стадия окажется следующей? Долго ждал. Вместо этого в карантинный блок ворвался Вербинский, без защитного костюма. В другой раз напугал бы меня, но тогда все было безразлично. Он орал что-то нечленораздельное, хватал за руки, за туловище. Дергал во все стороны, будто пытался рассмотреть – сзади, спереди. Снова орал. Смеялся. Потом уселся за стол и плакал. Нервно, истерически.

Затем меня потащили на биорезонансное сканирование, и только после дважды проведенного теста объявили окончательный результат: в моем теле не осталось возбудителей болезней. Иммунная система справилась с коктейлем, которым угостил меня Вербинский.

Назад, в «кроличий загон», не погнали. Закончив тесты, Вербинский куда-то унесся. Буквально улетел, на крыльях. Меня оставили в покое, отвели в карантинный блок, который превратился в мой дом.

Потихоньку пришел в себя.

Сижу в прибранной комнате, на койке, застеленной чистыми белыми простынями. Торопливо заполняю странички дневника. Они – за стеклом, защитным экраном. Они – дежурная смена «врачей» (не могу писать это слово без кавычек) и охранники. Гориллы Яреса. Я пишу, они смотрят. Не пытаются отнять дневник, не стремятся прочесть. Значит, не боятся. Значит, я прав: нет шансов выжить. Они знают, что записки удачливого «кролика» не окажутся за пределами белого купола. Как и человек, который их пишет. Человек… Наивный дурачок, бессмысленно корябающий ручкой на страничках блокнотика.

Успеть бы… Успеть. Дописать и… Попробую убежать сегодня. Именно сегодня! Пока водили на биорезонансное сканирование, убедился: из всех объектов карантинный блок охраняется хуже всего. Вокруг него – лишь один защитный периметр из колючей проволоки под током.

Это меня не удивляет. Если до сих пор от укола умирали все «подопытные кролики» – какой смысл возводить в карантинном блоке мощную систему охраны? После ввода коктейля из вирусов человек не способен двигаться, не может анализировать события. Не в состоянии действовать по заранее составленному плану. Все исчезает, остается только чудовищное пламя, раздирающее тело изнутри. Тяжелые колющие звуки. Прессующий зрачки свет.

И вот тут они ошиблись. Наверное, сами не были готовы к тому, что однажды опыты Вербинского приведут к успеху. Может, за годы проб и неудач устали верить? Все умирали, а я выжил. И потому постараюсь бежать. Чуть позже, когда наступит ночь и будет проще. Видел бутылки шампанского – кажется, они готовятся праздновать успех. Ну, пусть выпьют за мое здоровье. Подожду, пока их мозги затуманятся. Подожду, а там… Если далеко не прорвусь, так хоть записную книжку выкину…

Я научился обходиться без сна. Могу часами лежать, глядя в потолок, накапливая силы, энергию. Сегодня я буду лежать и ждать. Как только чуть расслабятся – атакую тех, что под куполом. Я справлюсь – чувствую… Уверен в этом. Нужно вырваться за колючку под током, добраться до машины. Дальше все зависит от бога. Если ему угодно, чтоб люди узнали о чудовищных злодеяниях Вербинского, бог мне поможет. Вверяю себя ему…»

Это была последняя страничка в записной книжке Завацкого, заполненная текстом. На всех прочих крупными буквами Завацкий вывел одно и то же: «Отдать в ФСБ! Найти Вербинского! Найти Яреса! Лаборатория „Ноев ковчег“.

Сергей задумчиво пролистал дневник до конца. Слова «ФСБ», «Вербинский», «Ярес», «Ноев ковчег» были аккуратно выведены на каждом белом прямоугольнике – четко и крупно. Так, чтоб можно было разобрать, даже если дневник окажется залит водой. Или кровью…

Об остальном Поздняков мог догадаться. Достаточно было вспомнить черную «Волгу» с разбитыми фарами и передком. «Если ему угодно, чтоб люди узнали о чудовищных злодеяниях Вербинского, бог мне поможет», – вдруг припомнилось Сергею. Он вновь открыл книжечку, перечитал слова мертвого человека.

Как часто все решают случайности… Владлен Завацкий, по кличке Инженер, выжил после страшного опыта. Сумел перехитрить всех, вырвался из лагеря за колючей проволокой, но повстречал серый «Лексус»… И потому его записи не попали в ФСБ. Не оказались в руках у тех, на кого рассчитывал бывший главный инженер строительного треста, бывший зэк и бывший преступник.

«Бог мне поможет…» Всевышний не помог Завацкому.