В гостях у Джейн Остин. Биография сквозь призму быта - Люси Уорсли

В тот странный, тревожный период, когда Кассандра ждала свадьбы с Томом, Джейн на балу в Дин-хаусе познакомилась и танцевала с Томом. Затем они встретились на балу в Мэнидаун-парке и в эшском пасторате, и, судя по всему, она влюбилась в Томаса Ланглуа Лефроя.

Кем же был этот юноша, личность которого уже не первый век интригует исследователей творчества Джейн Остин? Ему, как и Джейн, едва исполнился двадцать один год (он был младше ее на три недели). Сохранился его портрет: крупный нос, выступающий вперед подбородок, доброе светлое лицо с темными глазами и бровями. Студент-правовед из Лимерика, он закончил Тринити-колледж в Дублине и приехал в Лондон продолжать учебу. Из-за Ирландского моря он привез с собой превосходную репутацию. "Ни один молодой человек не выходил из стен нашего колледжа с более высокой аттестацией, — писал его наставник в Тринити, — он для меня как сын или брат".

Все эти многочисленные достоинства были насущно необходимы Тому, понимавшему, что пробиваться в жизни ему будет непросто. Он был одним из одиннадцати отпрысков супружеской пары, вступившей в брак по легкомыслию. Его отец, Энтони Лефрой, потомок гугенотов, командовал в Ирландии драгунским полком. Там он влюбился в Энн, дочь ирландского сквайра, и тайно с ней обвенчался. Супруги мечтали о сыне, но первыми у них родились пять дочерей. Возможно, именно наличие у Тома пяти старших сестер натолкнуло Джейн на образ семейства Беннет в "Гордости и предубеждении".

Том, старший сын, стал любимцем своего богатого двоюродного деда Бенджамина Ланглуа, платившего за его обучение в Тринити-колледже. Дядюшка Бенджамин хоть и отличался "удручающе чопорными манерами и посредственными способностями", но был единственным из родни, у кого водились деньги. К его советам следовало прислушиваться. Тому Лефрою приходилось тащить на себе огромный груз семейных обязательств: угождать дядюшке Бенджамину, делать карьеру и помогать десятерым братьям и сестрам, — и в этом состоял его недостаток как потенциального мужа.

На Тома давили со всех сторон. Он учился в Мидл-Темпл, когда из-за крайнего переутомления у него начались проблемы со зрением. Дядюшка Бенджамин велел ему поумерить пыл и "некоторое время поменьше читать при свечах". Было решено на Рождество отправить Тома на отдых в Хэмшир, в пасторат его дяди, мистера Лефроя, служившего в Эше священником.

Том гостил у мистера и миссис Лефрой в эшском пасторате, расположенном "всего в миле" от Стивентона, по прямой через луг, и вместе с ними посещал балы в Дине и в Мэнидаун-парке. Во время последнего Джейн, избавившись от назойливых ухаживаний Джона Лай-форда, обратила внимание на нового привлекательного кавалера, который внес некоторое оживление в привычный до скуки мирок Хэмпшира.

Одна из причин, по которой исследователи жизни и творчества Джейн Остин придают такое значение личности Тома Лефроя, заключается в том, что самые ранние из дошедших до нас писем Джейн связаны с его появлением в Хэмпшире. Кассандра тогда гостила у своих будущих свойственников Фаулов и жаждала быть в курсе всех стивентонских сплетен. В первых же строках первого из сохранившихся писем — от 9 января 1796 года — Джейн поздравляет сестру с двадцатитрехлетием и желает ей прожить еще двадцать три года. Странное пожелание, не так ли? Нет, не странное, если учесть, что обе сестры понимали: как только Кассандра выйдет замуж, над ней нависнет опасность умереть в родах. Дальше, уже во второй фразе, упоминается Том Лефрой — джентльмен, занимавший тогда мысли Джейн.

Итак, Джейн пишет Кассандре: "Вчера у нас был чрезвычайно удачный бал… Я прямо-таки боюсь рассказывать тебе, что мы с моим ирландским другом [то есть с мистером Лефроем] вытворяли". Действительно, на балу молодые люди порой вели себя довольно необузданно; в другом письме Джейн признается: "Вчера я перепила вина… Не знаю, как иначе объяснить, почему сегодня у меня дрожит рука".

В этих письмах Джейн предстает перед нами уверенной хищницей, похожей на героинь ее ранних рассказов. После трех балов, заявляет она, они с мистером Лефроем "сошлись накоротке". На самом деле окружающие видели, что она за ним охотится. Джейн навестила его в доме мадам Лефрой и сообщает, что он "сбежал", — ему показалось, что над ним смеются. И правда, все героини Джейн, привлекающие к себе внимание сексуальных мужчин, — Марианна Дэшвуд, Лидия Беннет, Мария Бертрам и особенно "золотоискательница" миссис Клэй из "Доводов рассудка" — прекрасно знали, чего добиваются. Они категорически не соглашались с мнением Сэмюэла Ричардсона, считавшего, что преследование юноши девушкой — "ересь, которой должно противиться из благоразумия и простой осторожности". Джейн, разумеется, считала это чушью. В "Нортенгерском аббатстве" ее Кэтрин Морланд и не думает скрывать, что влюблена в молодого человека, не отвечающего ей взаимностью.

Эта хищная самоуверенность — еще одна особенность характера Джейн, которую тщились скрыть ее благочестивые родственники. "Я могу засвидетельствовать, — писал впоследствии ее племянник, — что в самых прелестных из ее героинь вряд ли отыщется черта, которая не была бы прямым отражением ее собственного мягкого нрава и любящего сердца". Мягкий нрав, любящее сердце? С последним трудно не согласиться, свидетельством чему ее письма, но вот что касается первого… Не верится, что Джеймс Эдвард Остин-Ли одобрил бы поведение юной леди, в 1796 году позволявшей себе на балу "танцевать в самой скандальной манере и садиться рядом" с Томом Лефроем.

После трех балов у Джейн и Тома оставалась последняя возможность вместе показаться в обществе. "Я смогу блеснуть… еще один только раз, — пишет она Кассандре, — потому что после пятницы, когда мы должны танцевать в Эше, он от нас уезжает". В более серьезном тоне она сообщает сестре, что Том "очень галантный, красивый, приятный молодой человек".

Нервозную атмосферу накануне этого последнего бала еще больше накалил визит самого героя в стивентонский пасторат. "После того как я это написала, — сообщала Джейн в подробном отчете сестре, — нас посетил Том Лефрой… В нем был единственный изъян — чересчур светлый утренний сюртук". Чем же так неуместен, удивится читатель, светлый утренний сюртук? Каждой девушке знаком типаж бойфренда, требующего "доработки": прекрасные задатки, но совершенно не умеет одеваться. Модным цветом сюртуков был не белый, а синий, как у героя "Страданий юного Вертера" (1774); Лидия в "Гордости и предубеждении" мечтает увидеть мистера Уикхема в синем мундире. Джейн хочется верить, что мистер Лефрой, большой поклонник "Тома Джонса"[33], надел белый сюртук в подражание герою романа, тоже носившему светлое. Ей не понравился сюртук Тома Лефроя, зато понравилось, что они читали и могли обсуждать одни и те же книги. День бала в Эше приближается. "Я жду его с великим нетерпением, — исповедуется Джейн сестре, — так как почти уверена, что этим вечером мой друг сделает мне предложение". О! Настоящий роман! Неужели дело идет к развязке?

Однако продолжение письма Джейн опускает нас с небес на землю, лишний раз подтверждая, что она, как всегда, не воспринимает происходящее всерьез. "Я ему откажу, — обещает она, — если он не поклянется, что выбросит свой белый сюртук". Что это, просто болтовня? Или нечто большее? "Вот и настал этот день, — вздыхает она. — Сегодня я в последний раз буду флиртовать с Томом. Когда ты получишь мое письмо, все будет кончено. От этой грустной мысли у меня слезы ручьем бегут на бумагу".