Просто Мария 2 - Коллектив авторов

лицо мертвенно-бледного Густаво дель Вильяра, — я только пошутила… А ты ведь наверняка испугался, правда? Ты наверное подумал, что твоя родная дочь желает тебе зла, что я появилась из преисподней, чтобы утащить тебя с собой? Ха-ха-ха, — деревянным смехом рассмеялась Лорена, — Что ты, дорогой папочка…

Густаво осторожно потер горло и испуганно произнес:

— Лорена… Ты сделала мне очень больно…

Лорена, подсев к Густаво на кровать, медленно придвинула к себе подушку.

— Да, конечно, папочка, извини меня, папочка, я не хотела, папочка… — механически повторяла она, чтобы усыпить бдительность Густаво.

Наконец, когда подушка была уже в руках Лорены, она с торжествующим воплем «Теперь никто не помешает мне сделать то, что я захочу!..» — накрыла ею лицо названного отца и принялась с остервенением душить.

Спустя несколько минут все было кончено. Густаво, человек пожилой, перенесший на своем веку, столько болезней, не мог долго сопротивляться — его тело сотрясли предсмертные конвульсии; через несколько минут дон Густаво дель Вильяр был мертв.

Лорена аккуратно подложила подушку под голову покойного и прикрыла его одеялом. Потом взяла ключ и полезла в застекленный шкаф старинной работы — она знала, что шкатулка с родовыми драгоценностями обычно стоит там. Раскрыв шкатулку, Лорена принялась распихивать золото, драгоценные камни и пачки крупных банкнот по карманам — сумку она оставила в машине.

Наконец, когда со шкатулкой было покончено, Лорена, в последний раз посмотрев на Густаво, прошептала сквозь зубы:

— Ну вот и встретились мы с тобой, дорогой папочка! Надеюсь, следующая наша встреча произойдет на том свете, не раньше!

После этого Лорена, еще раз поправив подушку под головой Густаво, направилась к выходу…

Так Лорена дополнила список своих многочисленных преступлений еще одним — она убила человека, который воспитал ее, человека, который столько лет заменял ей родного отца…

Глава 21

Наконец, долгожданный день съемок наступил.

Этому дню предшествовала кропотливая, долгая подготовка — Мария и де Фалья все время пропадали на съемочной площадке, Хосе Игнасио просто превзошел себя — необходимые документы были готовы гораздо раньше, чем того хотела Мария. Актеры были мексиканские — кроме исполнительницы главной роли, Джоанны Маклохлен, жены де Фальи, однако знаменитый режиссер утверждал, что мексиканские актеры если и проигрывают голливудским в технике, то наверняка, превосходят их в искренности переживания…

— Внимание! Последний кадр! Снимаем без репетиций!

Возвращаясь обратно к камере, де Фалья пересек съемочную площадку и в свете юпитеров ярко блеснула его седоватая пышная шевелюра. Могучий, чуть неуклюжий и улыбчивый гигант в старых ковбойских сапогах — ему подарил их сам Серджо Леоне, знаменитый американский мастер вестернов — де Фалья перемежал свои распоряжения, приказы и советы английскими словечками, машинально — как надеялись все присутствующие, — но неуместно, казался Марии, сидевшей с краю съемочной площадки — воплощением беззаботной радости на земле. Радости настоящего творчества.

— Ну, поехали! — крикнул он. — Джоанна, деточка, напомню тебе еще раз: мы снимаем кульминационный кадр этого превосходного фильма… Не забывай, ты же не в Голливуде, ты же в Мексике! Больше страсти в словах и действиях… Не бойся, я тебя не приревную. Особенно побольше страсти в словах — ведь твой текст — самый волнительный среди всех прочих диалогов. Мне нужно, чтобы ты на этот раз превзошла саму себя. Начали! Hurry up[1]! Мотор! Кадр!

Джоанна, заученно улыбнувшись, произнесла;

— Нет, дон Федерико, я не могу принять из ваших рук эти розы! Даже эти бедные, из ваших рук, дон Федерико, терзают мою душу. Их аромат умирает мгновенно. Как я могу?! — Воскликнула Джоанна напыщенным тоном, еще сильнее подчеркивая всю волнительность текста,

Де Фалья давно уже оценил извращенное очарование сценариев и монологом латиноамериканских сериалов, напичканных подчас сентиментальной чепухой. Однако де Фалья, понимая, что такое подобный кинематограф, относился к этим текстам более или менее снисходительно…

Тем не менее, в этом монологе у Джоанны, игравшей в сериале главную героиню, фраза «Как я могу?..», грозила рассмешить даже самых чувствительных домохозяек.

— Послушай, Джоанна, — произнес де Фалья, — послушай меня… — Мигель Габриэль обернулся к оператору и произнес: — На сегодня все… Впрочем, никто никуда не уходит, может быть, продолжим еще… — Послушай… Пойдем со мной и давай разберемся, что за отвращение испытывает к дону Федерико твоя юная героиня…

Джоанна, которая не привыкла работать в такой варварской, по голливудским понятиям, обстановке — подумать только, в артистической не было даже кондиционера, а в туалете — освежителя воздуха — была очень уставшей, и поэтому с радостью откликнулась на предложение режиссера.

— О да, конечно, конечно!.. — Воскликнула она. — Давай, я с удовольствием выслушаю все твои замечания и претензии…

Мигель Габриэль только в жизни казался добродушным человеком — в работе он был тверд и неуступчив. Наверняка, именно эти качества и были первопричиной его успеха — кроме, конечно, настоящего таланта…

Де Фалья машинально взял Джоанну за руку, и молодая актриса тот час же уподобилась крохотной куколке в нарядном кринолине рядом с человеком-исполином.

— Что-то никак не могу понять в твоей реплике интонацию, — начал было де Фалья, но Джоанна вновь перехватила у него инициативу:

— Да-да, именно что-то не то, — убежденно заявила она, искренне надеясь, что на сегодня, может быть, будет достаточно, и она вновь продолжит свои диалоги с Диего. — Мне кажется, именно так… Может быть, стоит еще раз пересмотреть сценарий? Да, эта роль… Я не чувствую ее вот тут! — Продолжала Джоанна, ткнув пальчиком в ложбинку между грудями, давая таким образом понять, что именно там, именно в этом месте вызревает скрытая непокорность фразе. Де Фалья бросил на грудь своей жены вежливый, но мимолетный взгляд — в работе Джоанна никогда не интересовала его как женщина.

— Понимаешь ли, — сказал он, — меня очень смущает это твое «как»… Ты слишком форсируешь первое «к», в результате у зрителя может возникнуть впечатление, будто бы ты зовешь нерасторопного официанта где-нибудь в кафе, примерно так: «Кккак я могу, подойдите же сюда!» Или ты произносишь это слово с чрезмерным изумлением, словно обнаружив перед собой невиданный доселе экзотический фрукт: «Боже, да ведь это «кккак я могу!» Словом, — улыбнулся Мигель Габриэль, — это твое первое «как» слишком вылезает. Понятно?

Джоанна была настолько измучена первым днем съемок, настолько измотана обстановкой, что не поняла ровным счетом ничего. Она с тоской силилась понять, каким это образом в первой серии фильма сценарий которого она знала почти наизусть, могли появиться какие-то там официанты с экзотическими фруктами. Но, так и не поняв ничего, она все равно героически закивала в ответ.

— Да-да, вот теперь мне все