Шестнадцать способов защиты при осаде - Том Холт

на двери, был мне знаком – и при любых других обстоятельствах я бы описался от страха при мысли, что нажил такого врага. Порывшись в кармане, я нашел полустаменон – каждому в большие влажные ладони – подношение они приняли будто фрагмент каких-нибудь святых мощей, из разряда тех, о которых знает любой уважающий себя паломник, но даже не надеется когда-либо до них дотронуться.

Появился и второй мой экстренный гонец. За ним шел клерк – вернее, того тащили, точно мелкий неэффективный плуг.

– Остановите его! – кричал бедняга. – Он крадет Печать!

Конечно, клерка не было на стене, и он не знал, кто я, так что я врезал ему. Он так тяжело упал, что я мгновенно пожалел о сделанном, но времени не было. Схватив Печать, бумагу и писчие принадлежности, я уселся в паланкин.

– Знаете, где «Собачий дуэт»?

– Конечно, – сказал один из носильщиков.

– Туда, да побыстрее. – Я едва успел сделать знак двум часовым следовать за мной, как мы уже огибали угол Соленой улицы.

Мои враги всегда лучше всех умели мне помочь, но абсолютные незнакомцы занимают заслуженное второе место. Носильщики выкладывались на все сто ради меня – и всё за несколько кусочков металла. Чистая магия. Напоминает мне одну историю. Один человек ставит палатку на рынке. За пять долларов я продам волшебный талисман, который заставит любого дать тебе все, что ты пожелаешь. Хорошо, говорит проходивший мимо купец, вот тебе пять долларов – докажи. Проходимец ведет его в булочную, вытаскивает пенни и говорит пекарю: дай мне буханку хлеба. Вот вам и настоящая магия.

Сраный доктор еще не прибыл на место – будь он там, я расквасил бы ему нос за то, что его еще нет, – логика, соответствующая состоянию. Я выпрыгнул из паланкина – часовые подтягивались, тяжело дыша как загнанные лошади, – и схватил первого попавшегося гуляку.

– Где она? – рыкнул я на него так, будто это он был виноват.

Он в ужасе помотрел на меня и указал пальцем. Отшвырнув его, я забежал внутрь.

Они положили ее на стол. Повсюду кровь. На ней была та же одежда, в которой я видел ее час назад, разве что теперь на ткани проступило блестящее красное пятно где-то с окорок размером. Вокруг нее стояли мужчины и женщины – ничего не предпринимая, а только разевая рты.

– Убирайтесь, – приказал я им. Огляделся в поисках воды и какой-нибудь ткани, ничего подходящего не увидел. Я понятия не имел, что делать.

Наконец вошел доктор Фалькс. Он из армейских, бывший офицер, вышел в отставку до того, как успели выгнать, – вменили растрату полковых средств. С тех пор он зашивал раненых на Ипподроме и периодически отправлялся в каземат за оказание врачебной помощи без заверенной грамоты, хотя никто не знает больше о колотых ранах. Я ему нисколько не нравлюсь – думаю, потому, что его поймали на воровстве денег как раз инженерного полка и поймал его я. Он посмотрел на тело на столе, потом – на меня.

– Твоя подружка? – спросил он.

– Какая разница.

– Понятно. Значит, да.

Думаю, он вполне мог бы оставить ее умирать – но он, конечно, поступить так не смог, как дикая собака не смогла бы не укусить, если ее раззадорить. Я наблюдал за его лицом, пока он работал; и раньше видел его в действии – например, когда он извлекал из моей шеи щепку длиной в десять дюймов. Доктор Фалькс казался обеспокоенным, что не сулило ничего хорошего.

– Чего ты медлишь? – прикрикнул я на него. Он не ответил – просто застыл с руками по локоть в крови, ничего не делая. – Послушай, если вопрос в деньгах – называй, сколько нужно. Могу вернуть тебе грамоту. Две грамоты, если угодно, – только ради бога…

Фалькс посмотрел на меня.

– Я закончил, – произнес он.

– Она будет?..

Доктор пожал плечами.

– Тут глубокий порез от длинного тонкого ножа. Она потеряла много крови… – Он опустил руки в таз с водой, мигом порозовевшей. – Я не могу тебе сказать наверняка.

– Можно что-то еще сделать?

– Ничего.

Я отошел, сел, написал ему чек Адмиралтейства на пятьдесят тысяч гистаменонов и заверил его адмиралтейской печатью, использовав воск свечи. Протянул чек ему. Фалькс посмотрел на него, бросил на пол. Я никогда не мог понять людей, которые подолгу держат в себе обиды.

– Спасибо, – поблагодарил я его.

Доктор вытер руки единственным чистым полотенцем.

– Чтоб ты сдох, – сказал он. Потом добавил: —После того, как я уйду. – И вышел.

16

Я хотел остаться, но не мог. Какой-то дурак искал меня. Враг поднял требушеты.

Требушеты, ради всего святого. Мы знали о них, потому что около сорока лет назад кто-то тайно вывез экземпляр одной книги эхменов. Там есть описание, которое не имеет никакого смысла (проблемы с переводом, я полагаю), и крайне невероятная картинка; и с тех пор, сколько ни пытались имперцы воссоздать подобную штуку, ничего не выходило.

Идея проста. У вас есть рычаг, балансирующий на оси вращения, которая закреплена на мощной опорной раме. У рычага два конца: короткий и длинный. К короткому толстому концу рычага крепите массивный противовес – подойдет корзина с камнями. К длинному концу крепите пращу. Тянете за длинный конец с помощью веревки, чтобы поднять противовес, потом отпускаете. Короткий конец падает, длинный подскакивает, и праща швыряет камень далеко вперед. В теории.

Имперцы решили, что подобная штука работать не сможет. Напряжение на длинном тонком конце слишком велико; балка переломится, как прут, в момент пиковой нагрузки. Кроме того, никак не получается заставить пращу развернуться: камень запутывается в сети, закручивается, ломает балку и падает на головы команде. Кроме того, корзина сдвигается так сильно, что переворачивается – это предполагая, что конец не сломается еще у оси под тяжестью противовеса. Значит, все это было плодом мысли какого-нибудь кабинетного теоретика, а сообщения о том, что требушеты были использованы в осадах в дальневосточных провинциях эхменов, – дезинформация. Не существует требушетов, как не существует драконов, фей и волшебных мечей.

Уже смеркалось. Я взобрался на стену и крикнул:

– Ну и какой дурак здесь плодит тупые слухи о…

Один из моих офицеров, его имя вылетело у меня из головы, положил руку мне на плечо и указал.

Ох ты ж, подумал я.

Пятьсот ярдов – слишком далеко, чтобы разглядеть детали, но достаточно близко, чтобы различить очертания. Я видел рисунки – во всяком случае, перерисовки. Корзины были массивными; вероятно, из дубов, что растут в невыносимых оленьих парках имени его величества; их запрещено срубать, и вымахивают