Вокруг трона Екатерины Великой - Зинаида Чиркова

Скоро, очень скоро поняла Екатерина, что лень и нерасторопность мешают Орлову быть настоящим государственным мужем. Он не читал ничего сложнее лубочных сказок и библейских притч, да и то было это в далёком детстве.

Екатерина старалась образовать своего невежественного любовника. Часами гуляла она с ним по аллеям то Летнего сада, то по тенистым парковым насаждениям Ораниенбаума или любовалась фонтанами Петергофа, попутно услаждая эти минуты отдыха целыми лекциями об античности или достижениях науки, а особенно о великих политических деятелях разных времён. Но всё это мешалось в голове Григория — ему скучны были эти образовательные лекции, он только и думал о пирушках и всевозможных похождениях с женщинами, и заботы Екатерины сильно тяготили его.

Теперь он ждал, что в ответ на все приключения переворота Екатерина сделает то, что сделала бы любая женщина, будь она попроще и менее знатна. Конечно же она вышла бы замуж за героя своего романа, конечно же она сделала бы Григория императором. Он спал и видел во сне, как слетает на его красивую голову корона императора, как становится он повелителем громадной России. Он и вёл себя соответственно этому образу, сложившемуся в его уме...

Но Екатерина не спешила со свадьбой. Она слишком хорошо знала спесивость родовитого дворянства, слишком хорошо понимала, что её положение может быть и шатким и народит целую тучу недовольных, едва она объявит о своём союзе с Орловым. Она очень боялась и семейки Орловых, зная её отвагу и удаль, зная, что они не ставят свою жизнь ни во что и могут пойти на любую авантюру.

И подтверждение тому нашла она в словах Григория. Однажды за обедом, в обществе тесного круга друзей и участников переворота, позволил себе Григорий откровенно заявить:

— Мы, матушка, отважны и смелы. Можем в два месяца доставить кому-нибудь другому корону империи, можем и свергнуть тебя с престола...

Екатерина знала, что слова эти не просто похвальба. Да, эти Орловы, в чьих руках вся гвардия, а теперь уже и вся армия, могут это сделать. Но даже она не нашлась с ответом и была бесконечно благодарна гетману Разумовскому, парировавшему на эту выходку:

— Не забывай, что властью, данной от Бога, мы бы в две недели нашли возможность тебя повесить...

Орлов прикусил язык, но не перестал приставать к Екатерине с вопросом, скоро ли будет их свадьба.

Он дулся на неё, сердился, иногда исчезал на целые недели, пропадал в самых грязных притонах Петербурга, у самых низких женщин, а она не смела даже упрекнуть его.

Екатерина боялась его, хоть и видела, как неумён, как поверхностен и ленив её избранник. Красота, лишь внешняя красота испортила его, не дала ему возможность образовать ум и сердце...

Она обещала, она отговаривалась, она старалась сгладить впечатление от отказов, но великолепно понимала, что, выйди она замуж за Орлова, и кончится её свобода, кончится её самодержавная власть, а Орлов был не такой человек, которым стоило бы гордиться. И хоть она и уверяла своих близких и даже иностранных послов, что это удивительно одарённый человек, все видели пустоту и ничтожность Орлова.

Зато она забрасывала его орденами, чинами, деньгами, одаряла и Григория, и его братьев сверх меры. Какими только должностями не могли похвастать Орловы! Их такое быстрое и удивительное возвышение уже начало вызывать зависть в вельможах и даже в армии...

Французский поверенный в делах господин Беранже писал из Петербурга в Париж:

«Чем более я присматриваюсь к г. Орлову, тем более убеждаюсь, что ему недостаёт только титула императора... Он держит себя с императрицей так непринуждённо, что поражает всех. Говорят, что никто не помнит ничего подобного ни в одном государстве со времени учреждения монархии. Не признавая никакого этикета, он позволяет себе в присутствии всех такие вольности с императрицей, каких в приличном обществе уважающая себя куртизанка не позволит своему любовнику...»

Краснела Екатерина, когда Орлов хлопал её по заду или хватал за руку и рывком поворачивал от собеседника к себе лицом, но никогда ни одного слова упрёка не вырвалось у неё по поводу его поведения.

Наоборот, она была готова на все эти вольности и лишь расхваливала красоту и способности Григория.

Барон де Бретейль свидетельствовал об этом в своих депешах:

«Несколько дней тому назад при дворе представляли русскую трагедию, где фаворит (Григорий Орлов) играл очень плохо главную роль. Государыня же между тем так восхищалась игрой актёра, что несколько раз подзывала меня, чтобы говорить мне это и спрашивать, как я его нахожу. Она не ограничилась только разговором с графом де Мерси (австрийским послом), сидевшим рядом с ней. Десять раз в продолжение сцены, она выражала ему свой восторг по поводу красоты и благородства Орлова...»

Да, она всё ещё была влюблена в него, и хотя уже убедилась, что в государственных делах её избранник ничего не смыслит, но любовь её не хотела ничего замечать, кроме его наружности, его удали и отваги.

Она была настолько щедра по отношению к Григорию, и не только к нему, но и к его братьям, что ничего не жалела для них. Дворцы и дома, поместья и тысячи крепостных крестьян, ордена, чины, звания, деньги так и сыпались на всю эту семью.

Но похоже, что Григорий воспринимал всё это равнодушно, без особенных благодарностей. Даже когда ему дали титул графа, он отнёсся к этому иронически.

Он всё-таки ждал, что Екатерина станет его женой, а он получит титул императора. Но особого честолюбия по этому поводу не проявлял. Он просто ждал, когда Екатерина отблагодарит его самым ожидаемым способом.

И Екатерина едва не сдалась. Уже и в Сенате обсуждался этот проект. И все сенаторы молчали, предоставляя судьбе самой позаботиться о развитии событий. Лишь один Панин, питавший самую яростную ненависть к выскочкам Орловым, нашёл в себе мужество протестовать против предполагаемой женитьбы. Он резко встал со своего объёмистого кресла, прислонился к стене, оставив на ней белое пятно от напудренного парика, и, скрестив руки на груди, с усмешкой произнёс:

— Императрица вольна поступать, как ей угодно, но графиня Орлова никогда не будет российской императрицей...

Сенаторы заметили это белое пятно на обоях сенатской залы и старались потом потереться головой об это белое пятно «для храбрости».

Екатерина твёрдо усвоила, что её брак с Григорием станет причиной новых волнений и, кто знает, может стоить ей российской короны...

Но высказать это Григорию, поговорить с ним на языке рассудка она так и не решилась. Придумала другой ход, чтобы выведать настроение общества, гвардии, армии, которая, как она сама это испытала, могла всё решить, вплоть до смены государя.

Она сразу после переворота вызвала из ссылки своего старого товарища по политическим делам, канцлера Елизаветы Бестужева.

«Алексей Петрович, приезжай, пожалуй, помогай советом», — писала она ему.

Бестужев прискакал в столицу, полный надежд восстановить своё былое могущество. Но пока что ему не находилось дела. И когда Екатерина намёками высказала ему своё пожелание, он сразу решил, что это и есть возможность снова вернуть себе влияние на государственные дела. Он тут же набросал проект указа о предполагаемой свадьбе Орлова и Екатерины и уверил её, что соберёт подписи под этим проектом всех сколько-нибудь влиятельных вельмож. Но главное — он припомнил, что у старого Разумовского, первого фаворита императрицы Елизаветы, имеются, видимо, документы, свидетельствующие о тайном браке его с Елизаветой. Так что нужен лишь указ Екатерины, чтобы объявить об этом всенародно, отплатить Разумовскому всяческими дарами, а также заявить, что этот случай, прецедент, уже был в семье и Екатерина только следует по стопам своей матушки-тётушки Елизаветы...