Каменный век. Книга 5. Народ Моржа - Сергей Щепетов

Сначала он перестал посылать Нишаву что-либо кроме спирта – реакции не последовало. Тогда Семен прозрачно намекнул, что желал бы получать обратно порожнюю тару – Ванкул стал привозить пустые бурдючки. Потом… Потом курьер повез послание, в котором, помимо прочего, говорилось, что душа Семхона исполнена скорбью из-за печального события. Охотники одного из кланов видели на своей земле укитсов, которые гнали раненого мамонта. Причем этих укитсов было достаточно много, чтобы завернуть ослабленного зверя, но они гнали его прочь от своего стойбища. Значит, им было нужно не мясо, а жизнь священного животного. Всесильный Умбул, чьим воплощением является мамонт, так разгневался на людей за этот поступок, что лишил силы магию Семхона. Сколько ни взывал Семхон к Творцу всего сущего, сколько ни приносил жертв и извинений за людей Нишава, Умбул позволил ему наколдовать для них лишь один бурдючок волшебного напитка (вместо обычных трех). Семхон просто в отчаянии…

На сей раз Ванкул вернулся на удивление быстро. Вероятно, в степи за его спиной остался не один труп загнанной насмерть лошади. Под глазом у курьера красовался начавший уже желтеть синяк. Ни слова послания он не привез, зато доставил плотно завязанный кожаный мешок странной формы. Семен разрезал ремень и вытряхнул содержимое на землю.

Ему повезло, что дело происходило на улице.

В мешке содержались три изрядно протухшие человеческие головы. Семен, всякого уже навидавшийся в этом мире, блевать не стал, а присел на корточки и принялся рассматривать подарок. Мужчины средних лет, европеоиды, волосы собраны в «конские хвосты» на затылках, лица покрыты довольно густым и сложным узором татуировок. Убиты примерно в одно время.

– Кто такие? – спросил Семен.

– Старшие «сыновья» семей, чьи люди участвовали в той охоте, – горько вздохнул Ванкул и потрогал синяк. – Зачем ты дал мне такое послание, Семхон? Теперь зубы шатаются, а два пришлось совсем выкинуть…

– Твои зубы меня не волнуют. Кто-нибудь из семьи самого Нишава тут есть?

– Н-нет… Он сказал, что его «сыновья» не ступали на землю аддоков.

– Допустим! Эти, как и ты, принадлежат к клану укитсов. Почему у них лица разрисованы, а у тебя и тех, кто с тобой, – нет?

– Они – старшие «сыновья», а я – младший…

Судя по всему, от Семена ждали быстрой реакции. Он и отреагировал – отправил с Ванкулом обычную порцию самогона и несколько туманных фраз об отблеске божественного света, лежащем на каждом, даже плохом, человеке. Дальнейшее общение пошло обычным порядком, словно никакого инцидента и не было. Однако Семена этот случай навел на мысль, что об укитсах и Нишаве он постоянно слышит от аддоков и имазров, но по сути знает о них очень мало. Семен начал целенаправленно собирать информацию, проводить опросы и, кроме того, попытался узнать что-нибудь от самого Нишава, предложив «представиться».

Гордый рассказ о собственном возвышении вскоре был получен. После отсечения «лишних сущностей» эта история живо напомнила Семену судьбу пророка Мухаммеда, только роль Мекки и Медины играли базовые стойбища неизвестных кланов, а основные события разворачивались на фоне экологической катастрофы. Среди прочего подтвердилось давнее подозрение, что в этой общности (народе?) кланы аддоков и имазров не считаются влиятельными и сильными – они всего лишь недавно возникшие провинциалы.

Требовалось что-то ответить, и Семен, принимая игру, перемешал куски биографий Моисея и Иисуса из Назарета, а потом из этого смело вылепил собственную историю. В ней Бог говорил с ним, представ в виде мамонта, роль Иоанна Крестителя исполнял волк, а сатаны-искусителя – инопланетяне. Богоизбранным народом оказались, конечно, лоурины.

Антагонистических противоречий в двух «религиях» вроде бы не наблюдалось, и Семен начал кропотливую работу по «сближению позиций». Правда, он подозревал, что весь этот треп Нишаву на фиг не нужен, а нужен лишь самогон.

Постепенно накопились и «агентурные» данные, которые уже можно было как-то обобщить. Правда, пытаясь понять устройство чужого общества, Семен вынужден был подбирать аналогии в родной современности, а там их почти не было. Такие термины, как «народ», «племя», «клан», «семья», «сын», «отец», здесь, по сути, не годились, но ничего более близкого он найти в своей памяти не смог.

Где-то там, на западе, тысячи лет существовала некая общность первобытных охотников. Наверное, та самая, след которой археологи назовут «культурой» – один тип орудий и оружия, сходные жилища и погребения. Как теперь выяснилось, язык тоже общий. Территория расселения, конечно, огромная – охота требует больших пространств и малой плотности населения. В настоящее время этот «народ» делится на «кланы», каждый из которых имеет свою охотничью территорию и «базовое» стойбище. Кланы состоят из «семей» и возглавляются «отцом» самой влиятельной из них. Материальная и духовная власть не разделена – каждый «светский» начальник является колдуном или шаманом (эти термины, впрочем, тоже далеко не точно отражают суть дела). Все это для Семена не было новостью, неожиданным оказалось другое.

«И в былой современности, и в этой люди почему-то не могут обходиться без всяких тайных, полутайных и вполне открытых организаций – военно-мистических союзов. Впрочем, цивилизованные народы без них обходиться тоже не могут. В одном таком союзе я когда-то состоял и даже прошел три низших стадии посвящения – был октябренком, пионером и комсомольцем. В этом же мире я имел дело с кааронга – военно-мистическим союзом неандертальцев, который мне очень не понравился. Получается, что укитсы это по сути тоже союз – самых праведных из праведников. Просто он обособился в некое подобие клана или ордена со своей охотничьей территорией и базовым стойбищем – ставкой. Главой его сделался заурядный когда-то колдун Нишав, который провозгласил себя тем и этим, и в том числе личным представителем верховного божества Умбула».

В свое время Семен был немало удивлен тем, что довольно воинственные имазры и аддоки не скрывают своего страха перед укитсами. В здешнем мире вождь вроде бы не имеет права признаваться, что он боится кого-то или чего-то из «посюсторонних» сущностей. И вдруг – такое! Оказалось, что ларчик открывается просто: на то они и укитсы! Их бояться не стыдно, они для того и существуют. Среди многочисленных вариантов перевода их самоназвания есть и такие: «жаждущие убийства», «рождающие страх».

Вся эта информация Семена отнюдь не обрадовала. Получалось, что он который год подряд курит, стряхивая пепел в открытую бочку с порохом, что он принимает за обыкновенную змею кончик хвоста огромного дракона. Впрочем, особых глупостей он, кажется, не наделал, зато спал спокойно. Что же за монстр этот Нишав, почему так легко купился на самогонку?!

В тот год народу на весенний «саммит» собралось даже больше обычного. Помимо вступительных экзаменов, спортивных соревнований с тотализатором и «ярмарки» возникла и крепла традиция устраивать нечто вроде смотрин девушек, достигших определенного возраста. На «майдане» целый день толпился народ, и Семен с «чувством глубокого удовлетворения» отмечал, что в этой в основном кроманьонской толпе здесь и там мелькают фигуры питекантропов и неандертальцев – и никто от них не шарахается.