Любовь на Утином острове - Марианна Лесли

Она опустила глаза.

Он ласковым движением приподнял ее подбородок.

– И к тому же меня любит твой пес, – добавил он, взглянув на Снупи, положившего морду на спинку кресла и преданно заглядывающего ему в глаза. Но уже в следующий миг вся шутливость исчезла из его голоса: – Я не мог ни есть, ни спать, ни думать о чем-либо другом, кроме тебя, моя маленькая девочка. Я здесь потому, что без тебя в этой жизни мне незачем жить и не за что бороться. Потому, что рядом с тобой я хочу попробовать начать жизнь сначала.

– Зачем же ты тогда уезжал? – с горечью спросила она. – Мне было так больно, так ужасно плохо без тебя. Ведь я же люблю тебя.

Он снова прижал ее к себе.

– Думаешь, я этого не знаю? Просто я пытался сделать то, что считал правильным. Пытался, но не смог. Чем больше времени проходило, тем яснее я сознавал, что именно потерял. В конце концов я все понял.

Она подняла голову и посмотрела на него.

– Что же ты понял?

– Что люблю тебя больше жизни и не могу жить без тебя. Что все аргументы, которые я приводил, оправдывая свое бегство, – ерунда, пшик, ничто по сравнению с тем, что ты нужна мне и что я нужен тебе. Я хочу быть с тобой, Дженифер, всю оставшуюся жизнь.

Это были самые прекрасные слова, которые она когда-либо слышала. Алан любит ее, нуждается в ней и открыто признается в этом. И он прав. Он тоже нужен ей. Весь, целиком и навсегда.

– О чем ты задумалась, девочка? – спросил он улыбаясь. – Согласна ли ты выйти замуж за немолодого отставного военного, не умеющего управляться с удочкой?

– Согласна, – прошептала она, поднялась с его колен и потянула за руку. – Идем.

– Подожди. – Он ушел и вернулся с коробкой, завернутой в яркую бумагу. – Вот, возьми. Я купил это для тебя. – Он поцеловал ее изумленное лицо и мягко подтолкнул к дверям спальни. – Иди.

Руки ее дрожали, когда она развязывала ленточку и разворачивала оберточную бумагу. Снимая крышку с коробки, она уже знала, что обнаружит внутри. Тонкие изящные кружева слоновой кости обрамляли глубокий вырез ночной сорочки чистого шелка. Дженифер потрогала ее, потом на секунду прижала нежную ткань к щеке, сняла через голову свою трикотажную рубашку и надела подарок.

Дорогой, изысканный шелк струился по ее телу как теплая вода. Она поглядела на себя в зеркало. Заметит ли он легкую округлость ее живота, полноту грудей? Проглотив комок, подступивший к горлу, Дженни повернулась и пошла к двери.

Алан снял ботинки и стоял у камина, глядя на языки пламени. Свитер висел на спинке кресла, рубашка на нем была расстегнута.

Он поднял голову, когда она вошла. Дженни услышала его прерывистый вздох, увидела, каким светом вспыхнули его глаза, и ощутила прилив жгучего желания.

Алан окинул медленным, обволакивающим взглядом ее фигуру и лицо.

– Ты очень красивая.

– Ты тоже. Твоя рана на ноге зажила?

Он кивнул и сбросил рубашку с плеч.

– И у тебя теперь две здоровые руки, чтобы любить меня. – Он стащил с дивана толстый клетчатый плед и расстелил его перед камином. – Однако я буду скучать по застежке на джинсах.

Она застенчиво улыбнулась.

– В первый раз я любил тебя при свете огня. – Он сел на расстеленный плед и протянул к ней руки. – Иди ко мне и позволь мне любить тебя. Все это было так давно.

Дженифер подошла к нему.

Его большие руки обняли ее и прижали к себе. Губы, касающиеся ее живота, были горячими и жадными. Сильные мышцы его плеч бугрились под ее теплыми ладонями.

– Подумать только, – прошептал он. – Я чуть было не отказался от своего счастья.

– А я чуть было не отказалась от любви.

Он застонал и легонько прикусил сосок сквозь тонкий шелк.

– Можно теперь снять эту чертову вещицу?

Она засмеялась смехом уверенной в себе женщины, встала на колени и одним чувственным движением сбросила с плеч тонкие бретельки. Он спустил сорочку ниже и склонил голову ей на грудь.

– Нет ничего в мире слаще этого, – пробормотал он, скользя губами по ее груди, пока соски не набухли и не затвердели от наполнившего их желания. Он увлажнил их языком и слегка прикусил зубами, но этого было мало. Взяв всю грудь в ладонь, он втянул трепещущую плоть в рот. – Девочка, сладкая моя девочка, – шептал он, и дыхание его было похоже на летний ветерок.

Она вздрагивала и изгибалась, наслаждаясь и даря наслаждение ему.

– Скажи, что я нужен тебе… – Он поднял голову, вглядываясь в ее порозовевшее от желания лицо. – Скажи мне!

– Ты очень нужен мне, Алан, – сказала она, пылая в том же огне, что и он. – Здесь. – Она поднесла его руку к губам и поцеловала. – Здесь. – Она прижала его руку к своей груди, там, где гулко и часто билось сердце. – Здесь, – выдохнула она, подводя его руку к горячему, жаждущему лону. – Пожалуйста, люби меня, Алан. Я так истосковалась по тебе.

Его не нужно было просить дважды. Он опустил ее на спину и стал целовать, упиваясь шелковистым жаром ее губ и рта. Немного погодя он отстранился и заглянул ей в глаза.

– Ты даже лучше, чем я помню. Такая сладкая.

Такое восхищение, такая любовь и нежность слышались в его голосе, что она наконец решилась:

– Да, я лучше. Потому что я больше не одна. Теперь во мне часть тебя, Алан. Твои врачи ошибались.

Жар в его глазах превратился в вопрос, вопрос – в неверие, неверие – в изумление.

Он отпрянул и, опершись на локоть, заскользил взглядом по ее телу от грудей до живота. С осторожностью художника, который рассматривает драгоценный сосуд, он обхватил ладонью ее грудь, разглядывая ее, вспоминая и сравнивая. С благоговейным трепетом он заскользил рукой по ее телу, измерил ладонями чуть располневшую талию и положил руку на живот.

Когда он вновь поднял на нее глаза, она закусила губу. Глаза ее затуманились, когда, испытующе глядя на нее, не в состоянии вот так сразу постичь то, что он только что услышал и увидел, Алан хрипло выдавил:

– Но это же… невозможно! – В его осипшем от потрясения голосе смешались надежда и неверие.

Дженни ласково провела ладонью по его шершавой щеке.

– Тогда мой гинеколог будет очень и очень разочарован. Он уверен, что через шесть месяцев будет принимать роды.

До конца своей жизни ей не забыть того взгляда, которым он смотрел на нее. Потом, прикрыв глаза, прижался своей щекой к ее щеке.

Целую вечность он не отрывался от нее, и удары его сердца гулко отдавались в ее груди. Наконец он склонился к ее животу и прижался к нему губами, потом положил голову на теплую плоть, в которой рос его ребенок. Она ощутила влагу его беззвучных слез и возрадовалась тому счастью, которым сумела одарить его.

– Представься своему ребенку, Алан, – мягко сказала она. – Нам с ним предстоит заново с тобой познакомиться.