Волшебная мелодия Орфея - Лариса Капелле
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо, что согласились встретиться, – протянул руку Старицкий. Рука его была сухой и горячей, а рукопожатие неожиданно сильным. Он смотрел на нее сверху вниз, хотя Настю с ее метром шестьюдесятью семью назвать маленькой было трудно. Но Старицкий был гораздо выше. Худой, смуглый, с подвижным лицом и с полудлинными черными волосами, рассыпающимися по плечам, скрипач был идеальным образчиком музыканта. Впечатление дополняли горящие глаза, тонкие нервные пальцы, беспрестанно теребящие манжеты белоснежной рубашки.
– Согласилась, и с удовольствием, – улыбнулась Настя, – не каждый день вас просит о встрече главный дирижер симфонического оркестра и скрипач-виртуоз!
– Тогда, может, благодаря моей звездности и к просьбе моей отнесетесь поблагосклоннее.
– Чем могу, помогу, – с готовностью отозвалась Столетова, сегодня она была вежливой и приятной в общении барышней, мама бы порадовалась.
– Я звонил Нике, и она мне сказала, что черновики Вельтэна у вас.
– Да, – просто подтвердила она.
– Мне они необходимы, – потребовал он.
– Но Ника дала их мне, и я еще не закончила работу, – возразила Настя, слегка потерявшая свою симпатичность во всех отношениях.
– Я могу их просто сфотографировать, – предложил Старицкий.
– Все черновики?
– Не все, мне нужны только некоторые, если вы позволите мне просмотреть с вами вместе, я выберу те, которые мне нужны.
– Тогда поднимемся ко мне, – пригласила Столетова, – почему вас интересуют его черновики?
– Мы проводили с ним очень интересный музыкальный эксперимент, работа была по-настоящему захватывающей и для меня, как музыканта, имела очень важное значение. Видите ли, Эдуард предложил мне воспроизвести церковные византийские песнопения.
– Но я не видела в его бумагах ничего похожего на ноты.
– Нет, нот там и быть не могло. Речь шла о высоте и амплитуде звука. Он обращался к моему таланту музыканта, чтобы я из его предположений создал музыку. И в один момент у нас даже получилось нечто замечательное. Но, к сожалению, мы этот отрывок не записали. Думали поработать над ним на следующий день, но его в распоряжении Эдуарда уже не было, – грустно добавил Старицкий.
– Открытие Эдуарда имело какое-то отношение к тайной музыке орфических мистерий?
Старицкий видимо напрягся. Вопрос явно оказался неожиданным. Впрочем, после недолгого колебания продолжил:
– Вы хорошо осведомлены. Хорошо, я отвечу на ваш вопрос. Вельтэн был уверен, что вплотную приблизился к разгадке техники перемещения человеческого сознания в иной мир. Хотя, если так задуматься, церковная музыка всегда напоминала человеку о вышнем мире, или, как мне сказал один из моих знакомых, которого трудно заподозрить в сентиментальности, указывала душе «дорогу домой».
– «Дорогу домой», хорошо сказано, – задумчиво заметила Настя и вспомнила свою первую Божественную литургию в Александро-Невской лавре. Впечатление было настолько сильным, что она до вечера не могла успокоиться.
– Мне тоже нравится. Кстати, вы слышали когда-нибудь идею о том, что церковное пение является отражением модели, находящейся за пределами обычного слухового опыта?
– Честно говоря, нет.
– Об этом мне рассказал Эдуард. Для него это было очевидностью. Я относился к этому более скептически, но с тем, что церковная музыка носит особый характер, был согласен. Церковное пение, как и вся уникальная среда храма, все действа направлены на одно: вырвать молящегося из сегодняшнего дня с его заботами, из обычной, повседневной жизни и как бы установить связь с миром вышним. В задачу любой религии входило возвысить человека и приобщить его к небесному миру красоты и гармонии.
– Воссоздать утерянную связь с Богом, – вспомнила Настя хорошо забытое.
– Вот именно, построить мостик между божественным и человеческим, начать диалог человека и Бога.
– И вы искренне считаете, что это возможно и что в какой-то момент религиозным деятелям, неважно какой религии, удалось найти эту особую гармонию, эту особую музыку?
– Вы что-нибудь слышали об уникальной византийской музыке?
– Нет, – честно призналась молодая женщина.
– Для Эдуарда именно в ней сохранились легендарные мелодии Древней Эллады, и, с другой стороны, они были идеальным образчиком церковного пения, потому что ничего светского в них не было.
– И в этой музыке он пытался найти особую гармонию? – не без сарказма поинтересовалась Настя.
– Я, повторяю, относился к этому опыту скептически, но Эдуард искренне верил в возможность, и, самое главное, у него были доказательства.
– Доказательства? Какие?
Старицкий развел руками:
– Если бы я знал, но помню, что он многократно рассказывал о своей поездке на Афон и усмехался, что, оказывается, для него не было никакой необходимости отправляться в такую даль, сокровище всегда было рядом с ним!
– На Афон? – воскликнула Настя. – Эдуард де Вельтэн ездил на святую гору Афон?
– Да, правда, несколько лет назад, и мне особенно ничего об этой поездке не известно. Честно говоря, мне не терпится посмотреть черновики Эдуарда.
– А что вы надеетесь найти, если не секрет?
– Одну схему, думаю, что она поможет мне восстановить хотя бы один отрывок. Никак не могу найти нужную высоту.
Настя провела его к обеденному столу, который за неимением лучшего заменял ей бюро. Старицкий стал торопливо перебирать листочки, откладывая в сторону некоторые. Следом достал мобильник и сфотографировал.
– Попробую дома разобраться, со скрипкой, вы знаете, у меня подлинный Страдивари, и, когда я к ней прикасаюсь, у меня такое ощущение, что становлюсь другим человеком, и даже не человеком, а каким-то совершенно иным существом. Чувствую иначе, думаю иначе, даже дышу иначе.
– Услуга за услугу, – спохватилась Столетова, заметившая, что музыкант собирается откланяться.
– Я вас слушаю.
– Мне необходимо, чтобы вы мне устроили встречу с одним человеком.
– Я устроил? О ком идет речь?
– О Вальтере Дильсе.
– Вальтер – сложный товарищ, но попробую, он, если я не ошибаюсь, пока не покинул регион.
Визит музыканта оставил двоякое впечатление. С одной стороны, она была откровенно рада и их разговору, и новой информации о поисках Эдуарда и его поездке на Афон, и обещанию Старицкого устроить ей встречу с Дильсом. С другой стороны, ее напрягало, что черновики де Вельтэна были по-прежнему ей непонятны. Она отложила в сторону отобранные Старицким листки и стала их просматривать один за другим. Все те же непонятные схемы и значки. Хотя если присмотреться, определенная логика в этом все-таки была. Стала просматривать материалы по византийской музыке, но основная масса информации была на греческом языке. Позвонила Нике: