Обольстить грешника - Элизабет Хойт

Прошло несколько секунд, и черный беспокойный носик показался вновь. На этот раз Вейл держал сыр так, что песик не мог до него дотянуться.

Затаив дыхание, Мелисанда ждала. Маус был ужасно упрямым, но он обожал сыр. Песик носом толкнул дверь. Теперь человек и собака смотрели друг на друга. Первым сдался Маус, он вышел и взял у Вейла второй кусочек сыра. Но тотчас же попятился на несколько шагов и, отвернувшись, с жадностью съел сыр. Теперь Вейл держал сыр на открытой ладони. Маус осторожно подошел и, поколебавшись, взял следующий кусочек.

Пока он его жевал, Вейл, едва касаясь, погладил собаку по голове. Казалось, Маус отнесся к этому спокойно или просто ничего не заметил. Вейл достал из кармана длинный тонкий кожаный ремень. На одном конце его была петля. Когда Маус подошел за следующей порцией, Вейл ловко накинул петлю ему на шею так, что она надежно, хотя и не туго облегла его шею, и дал ему еще сыра.

К тому времени, когда был съеден весь сыр, Маус позволял Вейлу гладить все его маленькое тельце. Вейл встал и похлопал себя по бедру:

— Тогда пойдем.

Он повернулся и пошел из подвала. Маус бросил озадаченный взгляд на Мелисанду, но поскольку он был на поводке, то был вынужден идти за Вейлом.

Мелисанда удивленно покачала головой и последовала за ними. Вейл прошел через кухню и вышел из дома через черный ход. Здесь он ослабил поводок настолько, чтобы Маус мог сделать свои дела.

Затем смотал поводок и улыбнулся Мелисанде:

— А теперь поужинаем?

Ей оставалось только кивнуть. Благодарность переполняла ее душу. Вейл приручил Мауса, показал свою власть над собакой, и все это, не причиняя боли терьеру. Она знала очень мало мужчин, которые бы снизошли до этого. Для того, что сделал он, требовались ум, терпение и немалая доля сострадания. Сострадание к собаке, которая только что утром укусила его. Если бы она уже не любила его, то полюбила бы сейчас.

Маус лежал под столом у ног Джаспера. Поводок был намотан на его запястье, и он каждый раз натягивался, когда терьер предпринимал бесплодные попытки подойти к своейхозяйке. Сейчас он лежал, положив голову между лап, и время от времени издавал трагические вздохи. Джаспер чувствовал, что больше не может сдержать улыбку. Он понял, почему Мелисанда любила это маленькое существо. Маус обладал неимоверной притягательностью.

— Вы намерены снова отсутствовать этой ночью? — спросила Мелисанда, сидевшая напротив него.

Она смотрела на него поверх бокала своими затуманенными и таинственными глазами. Он передернул плечами:

— Возможно.

Джаспер уставился на ростбиф, который резал на своей тарелке. Она действительно хочет знать, почему он всегда уходит из дома и не возвращается до раннего утра? Или просто думает, что он где-то пьянствует? Мрачные мысли. Особенно теперь, когда его не привлекают игорные притоны и балы, которые он посещал когда-то каждый вечер. Но еще сильнее он ненавидел черные ночные часы.

— Вы могли бы остаться, — сказала Мелисанда.

Он взглянул на нее. Ее лицо было спокойно, она неторопливыми движениями разламывала и мазала маслом булочку.

— А вы хотели бы, чтобы я остался? — спросил он. Она подняла брови, не отрывая взгляда от булочки.

— Возможно.

Он почувствовал, как напряглись мышцы его живота только от этого одного, чуть насмешливого слова.

— А что мы будем делать, моя милая жена, если я останусь с вами?

Она пожала плечами:

— О, существует многое, чем бы мы могли заняться.

— Чем же, например?

— Можем играть в карты.

— Вдвоем? Не очень интересная игра.

— Шашки или шахматы? Он поднял бровь.

— Мы могли бы поговорить, — спокойно продолжала она. Джаспер отхлебнул вина. Днем он ухаживал за ней, но почему-то мысль о возможности провести вечер в разговорах с ней смущала его. Его демоны бывали особенно свирепы по ночам.

— О чем бы вы желали поговорить?

Лакей внес поднос с сыром и свежей клубникой и поставил перед ними. Мелисанда не пошевелилась, как всегда сидя с выпрямленной спиной, но Джасперу показалось, что она слегка подалась вперед.

— Вы могли бы рассказать мне о вашей юности.

— Увы, довольно скучная тема. — Он рассеянно вертел бокал. — За исключением случая, когда мы с Рено чуть не утонули в пруду Сент-Обинов.

— Я хотела бы услышать об этом. — Она все еще не притронулась к ягодам.

— Это было сумасшедшее время, — начал Джаспер. — Мне было одиннадцать лет, если быть точным. Последнее лето перед тем, как нас отправили в школу.

Она взглянула на него, выбрала ягоду и положила на свою тарелку. Ягода была ни самой большой, ни самой маленькой, но совершенно красной и спелой. Она потрогала ягоду пальцем, как бы наслаждаясь предвкушением ее сладости.

Джаспер снова выпил вина. У него неожиданно пересохло в горле.

— В тот день я сбежал от своего учителя.

— Сбежали от учителя? — Она перевернула ягоду, лежавшую на тарелке.

Он смотрел на ее пальцы, касавшиеся ягоды, и воображал, как эти пальцы касаются чего-то еще.

— Моим учителем был уже немолодой мужчина, и сбежать от него было нетрудно.

— Бедняга, — отозвалась она, откусывая ягоду.

На мгновение у него перехватило дыхание, и все мысли перепутались. Затем он прочистил горло, но все равно в его голосе слышалась хрипотца.

— Да, но что было хуже всего — Рено тоже сбежал. — И?..

— К несчастью, мы решили встретиться у пруда.

— К несчастью?

При этом воспоминании он поморщился. — Почему-то нам пришло в голову построить плот. Ее брови поднялись, словно два изящно изогнутых коричневых крыла.

Он покосился на кусочек сыра на ноже и съел его.

— Оказалось, что построить плот из сломанных ветвей и пьющихся растений намного труднее, чем мы сначала думали. Особенно для одиннадцатилетнего мальчишки.

— Я чувствую, дело идет к трагедии. — Она была серьезной, но ее глаза смеялись.

— Так и случилось. — Он взял ягоду и повертел стебелек между пальцами. — К полудню мы покрылись грязью, выбились из сил, но все же соорудили нечто размером примерно в три квадратных фута, но сооружение, естественно, не было квадратным.

Чтобы не рассмеяться, она прикусила губу.

— И потом?..

Не выпуская из рук ягоду, он положил локти на стол, и его лицо приобрело серьезное выражение.

— Оглядываясь назад, я весьма сомневаюсь, что наше сооружение вообще могло держаться на воде. Разумеется, нам в голову не пришло проверить его плавучесть, прежде чем отправиться в плавание.