Маленький оборвыш - Джеймс Гринвуд

При этих словах раздался звук удара, затем внезапный визг, собака подбежала к дверям и начала царапать их.

– Ишь, что значит здоровые ноги! – проворчал Паук. – Как бежит!

Он слез со своих мешков и, охая, потащился за собакой.

– Чего ты торопишься, скотина? Хочешь усердие свое показать? А вчера, помнишь, что ты со мной сделала? До девяти часов оставила меня без огня! Смотри, сегодня будь умней! Нечего тебе меня лизать! Хочешь быть моим другом, так служи мне как следует! На вот, понюхай это! Иди и, смотри, возвращайся скорее. Коли ты и сегодня сыграешь со мной такую же шутку, как вчера, я тебя убью, право, убью.

Я не мог разглядеть, что такое Паук давал нюхать своей собачке; я видел только, что он ее выпустил из дверей, а сам, охая, опять улегся на свои мешки.

Мы пролежали таким образом с четверть часа. Пауку надоело, должно быть, ждать своего четвероногого слугу, он начал бранить собаку и несколько раз приотворял даже дверь, чтобы посмотреть, не возвращается ли она. Наконец послышалось легкое постукиванье собачьих лап, а затем царапанье в дверь. Паук отворил дверь, и в комнату вбежала его собачонка, неся что-то в зубах. Я тотчас увидел, что это была обглоданная баранья кость; но Паук, должно быть, не мог разглядеть ее своими слабыми глазами.

– Иди, иди сюда, дрянной пес, – обратился он к собаке. – Столько времени бегать за одной палочкой! Ну, да делать нечего, палка толстая, хорошая, давай ее сюда! Пинч! Голубчик Пинч, иди же сюда!

Но собака и не думала слушаться своего хозяина. Она стрелой пробежала мимо него, забилась в дальний угол комнаты и легла там на свою добычу. Бедный Паук бесновался, он попробовал сам подойти к упрямой собаке, но едва сделал несколько шагов, как больные ноги изменили ему и он упал на пол. Тогда, стоя на коленях, он принялся бранить собаку всевозможными ругательствами. Гнев хозяина увеличивал робость Пинча, и он не двигался из своего угла. Наконец Пауку удалось как-то на четвереньках добраться до этого угла. Он замахнулся, чтобы со всей силы ударить Пинча, но тот быстро отскочил в сторону, оставив вместо себя свою добычу.

– Ах ты, проклятый пес! – закричал Паук, увидев обглоданную кость. – Так это-то ты принес? Тебя посылают за деревом, а ты таскаешь кости! Постой же, я с тобой разделаюсь, только бы мне тебя поймать!

И он, продолжая браниться, принялся ползать за собакой.

Я не мог долее притворяться спящим и, приподнявшись спросил у Паука, отчего он сердится.

– Я ему покажу, как только поймаю! – бормотал он, продолжая преследовать пса. – Я сказал, что убью его, и убью непременно! Подержи-ка его, пожалуйста!

– Да что он такое сделал? – спросил я, пытаясь поймать собаку, которая как стрела промчалась мимо меня.

– Что он сделал? – Паук едва переводил дух от усталости. – Он просто смеется надо мной. А ведь знает, что я не могу развести огонь, пока он не принесет мне дров! Это его работа каждое утро. И что ж? Вчера он мне принес три грязные мокрые щепки, которые никуда не годились, я его простил. Сегодня дал ему нарочно понюхать хороший сухой кусок дерева, чтобы он понял, что мне нужно, а он отправился прогуливаться, набрал себе костей, да еще сюда их притащил! Теперь он будет глодать их, а я должен сидеть без огня, пока Сэм не вернется домой, значит, часов до десяти, до одиннадцати, а у меня все кости ноют, мне так тяжко!

Гнев бедняги сменился всхлипываниями, он заплакал и стал вытирать глаза своими замазанными руками.

– Полно, не плачь, товарищ, – сказал я, сильно тронутый его несчастным положением, – у нас будет огонь: я сейчас схожу и попрошу углей у мистера Бельчера. Ведь он нам даст, правда?

– Он-то дал бы, да она не даст, – шепотом проговорил Паук. – Если она узнает, что я развожу огонь прежде, чем мальчики возвращаются с работы, она просто убьет меня. Оттого-то я и должен пускаться на такие хитрости для добывания дров.

В прошлую ночь, когда я уезжал от миссис Уинкшип, она сунула мне в руку шестипенсовую монету.

– Ты мне скажи только, где здесь есть поблизости лавка, – говорил я, – тогда мы достанем себе огня, у меня есть полпенса.

– Как, ты купишь углей на полпенса? – обрадовался Паук, и его тусклые глаза осветились радостью. – Лавка тут близехонько, сразу за углом. А только знаешь что? Может, у тебя найдется и еще полпенса?

– Найдется, а что?

– Да вот кабы нам заварить себе капельку горячего кофейку! Это такая прелесть, когда все кости болят! У меня и горшочек есть, мы бы в нем и заварили!

Если бы мне пришлось истратить на кофе все пять с половиной пенсов, которые должны были остаться у меня от покупки угля, я и тогда не смог бы устоять против умоляющего взгляда Паука.

Через десять минут я вернулся с покупками, а через час мы с Пауком уже сидели вокруг дымившегося котелка, заменявшего нам кофейник. Я пил кофе из черепка разбитого глиняного кувшина, а он черпал его старой железной ложкой прямо из котелка. Горячий напиток успокоил боль бедного Паука, он повеселел, разговорился и рассказал мне свою историю.

Он был сирота и с детства жил в работном доме; четыре года тому назад его отдали в ученье к мистеру Бельчеру. Целый год дело шло хорошо; Тобиас (так было настоящее имя его) был очень ловок и проворен, за что и получил прозвание Паук, а мистер Бельчер кормил, одевал его и обучал своему ремеслу. Но в один несчастный зимний день мистера Бельчера позвали вычистить котел паровой машины, долго стоявший без употребления; Пауку пришлось залезть в котел и пролежать большую часть дня на промерзшем железе, очищая и выскребая заржавевшую внутренность котла.

После этого мальчик сильно простудился, у него сделался ревматизм в ногах, он не мог не только чистить трубы, но даже просто стоять или ходить. Мистер Бельчер поселил его у себя в кухне, где он должен был прислуживать другим ученикам, варить им кофе на завтрак и кашу на ужин. Когда дела хозяина пошли худо и он вынужден был распустить своих учеников, Тобиас остался без дела, но мистер Бельчер все-таки обязан был кормить его до истечения семилетнего срока, оговоренного в контракте.

– А много тебе дают есть? – спросил я.

– Ну, конечно, не столько, сколько я хочу. Да что, я жаловаться не могу – за что меня и кормить-то, коли я ничего не делаю? А впрочем, послушать Сэма, так мне и здоровому нашлось бы немного работы. Он говорит, что они иногда все вместе в неделю одного фунта[16]не заработают.

– Они ведь, кажется, много получают за ночные работы по деревням? – продолжал я.

– Удивительно! – продолжал Паук, не слышав моего замечания. – Всего по фунту в неделю зарабатывают, а беспрестанно обновы себе шьют, одной лошади мало стало, другую купили, да еще какую хорошую. Сэм говорит, бежит просто как паровоз.

– Ну, что же, – заметил я, – иметь лошадь да тележку дело выгодное.