Предательство. Утраченная история жизни Иисуса Христа - Уильям Майкл Гир

— Да. Он назвал это место Масса, что означало «доказательство». Доказательство могущества Бога.

— Но мне все-таки больше нравится вариант с «днем испытания».

Кир взял в руки кусок папируса и вгляделся в написанные на нем буквы.

— А как насчет Мелекиэля? Мелек был праправнуком царя Саула, но окончание я не понимаю.

— «Мелек» означает «царь», — сказала Калай. — «Эль» — Бог.

Варнава повернулся к Заратану. Тот прищурился, напряженно размышляя.

— Что-нибудь пришло в голову, брат?

— Мелек. Эль, — проговорил Заратан. — Царь от Бога?

— Превосходно, — сказал Варнава. — Ты не находишь, Калай?

— Да, очень близко к истине. Я бы перевела это, как «Бог — царь мой». А последнее слово, «магабаэль», не означает ни места, ни имени. Оно переводится «сколь благ Бог».

— Или просто «Бог всеблаг»? — сказал Кир.

Калай положила весло на колени. Заратан продолжал грести, ведя лодку вдоль отмели. Она повернулась к Варнаве и Киру. Влажное платье облегало ее фигуру. Сам Варнава и, как он догадывался, прочие братья прилагали все усилия, чтобы не смотреть на ее женственные формы.

— Не в обиду вам будь сказано, но мы не пришли ни к чему, — сказала она. — Вот что у нас получилось:

«Место встречи Иакова с ангелами.

Город, завоеванный царем Давидом.

Лучший воин Давида.

Место изгнания рода Вениаминова или эдомитский Манахат.

Место в Гебалене или еще одно эдомитское место.

Бог.

Город эдомитов в скалах или место в Моаве.

Бог.

Сын Ишмаэля, или „день испытания“, или „доказательство“.

Наконец… „Бог — царь мой“, „Бог“ и „сколь благ Бог“».

Калай издала горловой звук, выражая раздражение.

— Просто куча всякой ерунды.

— Примерно такой же, как то, что Господь наш — мамзер, — еле слышно сказал Заратан.

— Вам не кажется, что это карта? — задумчиво спросил Кир.

Калай дернула головой, а Варнава улыбнулся.

— А ты как считаешь?

— Ну, я не знаю, но если предположить, что первые два слова — имена людей, то остальные — названия мест. Кроме «Мелекиэль — Эль — Магабаэль», что похоже на своего рода символ веры. Ты никогда не пытался нанести их на карту?

Сердце Варнавы сдавила боль.

— Много раз, — ответил он. — Некоторые места в наше время просто невозможно найти, поэтому получается, что в карте нет никакого смысла. Но можешь попытаться, Кир, и я надеюсь, что ты это сделаешь.

Они прошли вдоль изгиба русла, и вдали показался Леонтополис. На суше у пристани толпились люди, по всей видимости прибывшие сюда для торговли и покупок на рынке. Мужчины и женщины ходили вдоль многочисленных прилавков, где торговали своими товарами купцы и ремесленники. Послышалось звучание флейт и пение. Вместе с ним ветер донес соблазнительные запахи жареного мяса и свежеиспеченного хлеба.

Заратан втянул воздух, и у него заурчало в животе.

— Боже милосердный, пожалуйста, пусть кто-нибудь даст нам поесть.

Варнава глянул на Кира. Последние два дня тот ничего не ел, но, судя по его виду, он не обратил внимания на эти запахи, продолжая всматриваться в кусок папируса.

— Что такое, Кир?

Кир краем глаза посмотрел на него.

— Думаю, ты заметил, какое число составляют буквы надписи.

— Да, — ответил Варнава, кивая. — О чем это говорит, тебе лично?

— Семьдесят одна буква. В иерусалимский Совет, великий Синедрион, собрания которого проходили на Храмовой горе, входил семьдесят один человек.

Кир все ближе подбирался к истинному смыслу документа. Его мысли устремились в Палату тесаных камней, место, где испуганные голоса нашептывали темные истины, а в тенях таились кинжалы. Каждая буква, каждое слово этого текста были эхом самой великой тайны их веры.

— Да, — тихо сказал Варнава. — И что?

Кир сглотнул.

— Возможно, это ключ?

— Ключ к чему?

— К тому, кто написал это, — ответил Кир почти шепотом.

Варнава почувствовал, как в его груди разгорается пламя.

— Я тоже так думаю.

— Кто же из членов Синедриона это был? — еле слышно прошептал Кир.

Варнава посмотрел на берег реки. Яркие полосы ткани развевались на ветру. Их лодка приближалась к длинной деревянной пристани, и несколько торговцев побежали к ним, держа в руках корзины с едой, одежды и покрывала. Они призывно улыбались и наперебой выкрикивали свои цены на товары.

— Я считаю, — прошептал Варнава, — что он был первым членом «Оккультум лапидем», ордена тайного камня.

— А ты — вторым? — спросил Кир, наклонившись к нему, его глаза блестели.

Варнава сглотнул комок в горле.

— Давай займемся продажей лодки и приготовлениями к путешествию в Палестину, — ответил он. — У нас будет время поговорить об этом в пути.

— Ну и дураки же вы все, монахи, — сказала Калай. — Бормочете о тайных обществах, когда ответ ясен как божий день.

Варнава и забыл про ее присутствие.

— Что же тебе ясно? — спросил он, оборачиваясь к ней.

— Насчет того, кто написал это послание, — сказала она, подбирая свой черный плащ и накидывая его на плечи.

Сердце Варнавы заколотилось в предвкушении разгадки. Он глянул на Кира. Тот сидел, затаив дыхание.

— Кто?

Калай ополоснула грязные руки в реке, потом зачерпнула воды и умыла лицо, покрытое потом.

— Лучший воин Давида, веривший в то, что царь его — Бог, и имевший тому доказательство.

Кир резко втянул воздух и снова уперся взглядом в папирус, складывая слова в фразу так, как сказала Калай.

— Возможно, она права.

— Она права, — прошептал Варнава, глянув на Калай и кивнув.

Учение о распутье

Ты сидишь на песчаниковом уступе, болтая ногами и глядя на мужчин и женщин, которые уселись вокруг Иешу в десяти шагах от тебя. Они прикрыли головы белыми гиматиями и молятся.

Вы все на грани большой беды, а они тратят время попусту, молясь, вместо того чтобы искать оружие и союзников в грядущей войне с римлянами. Поначалу ты был достаточно наивен, полагая, что этого хочет и сам Иешу. Ты слышал, как однажды он заговорил о Риме и римлянах. «Разрушу дом сей, и никому не восстановить его. Стоящий рядом со мной стоит у огня».

Ты ждал, чтобы тебя воспламенил огонь борьбы с Римом, и встал в ряды его последователей. Но теперь вера твоя угасла: оказалось, что ты никогда не понимал смысла его слов.