Стая - Ольга Григорьева

Далее в песне перечислялись все несчастья, какие приносит людям гнев старой финки, поминались чьи-то мертворожденные дети, боги, тролли и прочая нежить…

В вечерней тишине песня разносилась далеко над озером, звонкий голос певца эхом отдавался в скальных yступах, путался в утиных камышовых заводях, заглушал дальний крик кукушки.

На берегу озера Тюррифьерд, близ поворота к реке Бегна, Орм приказал остановиться. Драккары тесно, борт к борту, встали в небольшой заводи с ровно поднимающимися вверх вересковыми берегами. Вместо сходен на берег перекинули весла. Орм с людьми спустился на берег, принялся обшаривать окрестности. Вскоре за невысокими валунами, прикрывающими заводь от реки, замерцал огонь костра. На драккаре остались лишь три сторожевых хирдманна и Гюда.

Княжна расстелила на досках палубы теплый полушубок, напоследок подаренный ей Хугином, уселась, принялась глядеть на слабый свет спрятавшегося за береговым камнем костра. Тишину вокруг не портили ни ночные шорохи зверья – для их полуночных забав время было слишком раннее, ни людские голоса – камни скрадывали их силу. Изредка из-за валуна, где горел огонь, доносился смех, иногда – невнятная речь. У борта драккара плеснула хвостом щука.

Гюда встала, перегнулась через борт. В воде серебристыми блесками носились стайки мальков. Выскакивали из воды, искрами мелькали в воздухе и вновь исчезали в темноте. Меж их мельтешением время от времени вода всплескивала, взбурливала, длинное пятнистое тело большой щуки разрезало волны мощным толчком, пугало взор склизкой гладкой чешуей.

С драккара, стоящего напротив, в щуку бросили камушек. Гюда вскинула голову, увидела на палубе соседнего корабля Харека. Волк опирался локтями о щитовую доску, грыз орехи, ошметками твердой скорлупы целился в щуку. Иногда попадал…

– Доброй охоты, – шутливо пожелала ему Гюда. Харек засмеялся, бросил под борт драккара целую горсть разгрызенных скорлупок, отряхнул ладонь от крошек:

– Нынче Орм не придет к тебе.

– Я знаю.

Княжна впрямь знала об этом. Вернее, чувствовала, что этой ночью ей нечего опасаться. Слишком тих и покоен был этот вечер, чтоб похотливые прикосновения рук Орма испортили его.

Подумав, Гюда поинтересовалась: – Почему Орм предлагал мне выбирать меж ним и Хугином? Ведь он считает меня своей рабыней. Харек выудил из мешочка на поясе еще одну горсть орехов, один сунул в рот. Блеснули белизной крепкие зубы, орех громко щелкнул. Харек сплюнул скорлупу в подставленную ладонь, пожал плечами: – Много причин…

– и?

Харек был не против разговора. Разгрыз еще один орех, начал:

– Он – мужчина. Всякий мужчина хочет, чтоб его предпочли другому.

Хитро глянул на княжну. В темноте его зрачки сузились, и теперь желтизна глаз стала различима гораздо явственнее, чем днем.

– Глупости! – улыбнулась Гюда. – Орм берет что хочет, а не то, что дадут.

– Может, и так… – Гладкая щучья спина мелькнула у самого борта. Харек резко и метко швырнул в нее скорлупой. Спина исчезла, а скорлупа закачалась на волнах маленькой плоской лодчонкой.

– Тогда – почему?

– Видишь щуку? – Харек ткнул пальцем в расходящиеся по воде круги. Гюда кивнула. В наползающей темноте Харек вряд ли мог заметить движение ее головы, однако, будучи уверен в нем, продолжил: – Эта рыба жива потому, что ее оберегают духи этого места. А может быть, она сама – речная владычица? Или она – бог Один в щучьем обличье? Ты знаешь, кто она на самом деле, княжна?

– Нет… – Гюда все еще не понимала, к чему клонит урманин. Она слабо различала его лицо, видела лишь шевелящийся темный силуэт на красном закатном небе.

– А ты, княжна? Почему ты жива? Ведь со скалы Хель прыгали многие – кто спасал от набежавших врагов свою честь, а кто заставлял прыгать вниз самих плененных врагов, но ни один из прыгнувших не выжил… Так почему жива ты, дочь князя? Тебя оберегает владычица Хлин? Или, может быть, ты всего лишь кажешься дочерью князя, а на деле просто принимаешь ее обличье? Ты – рабыня, но Норны слепы, а люди еще и глупы…

Теперь Гюда догадалась. Если то, о чем говорил Харек, правда, то Хугин наверняка решил, что она – дух или оберегаема духом. Приютить у себя в усадьбе такого человека, значит, получить заступничество от еще одного духа или богини.

– Хугин просил отдать меня? – спросила Гюда.

– Он желал получить плату за гостеприимство. Орм не хотел ссориться – Борре хорошее место для отдыха, после долгого пути в Восточные страны[119]. Но Орм не хотел отдавать тебя. Они долго торговались и порешили, что ты сама скажешь, кто станет твоим хозяином. Ты сказала.

Харек замолчал. Над рекой уже опустилась ночь, но солнце еще чуть золотило излучину и красило узкую полоску неба над лесом. В камышах закряхтела выпь, лес стал наполняться звуками – лесные жители выходили на охоту. Свет костра за валуном стал совсем слабым, до слуха Гюды донесся чей-то глухой храп.

– Я хотела поблагодарить тебя, Волк, – вглядываясь в черный борт стоящего напротив корабля, произнесла Гюда. – Ты помог мне сделать выбор, освободить брата от лишней боли…

Драккар напротив молчал, В темноте Гюда не могла различить фигуру Харека.

– Ты меня не слышишь или тебе все равно, но ты – хороший человек, Волк, – сказала Гюда.

Вновь не получив ответа, вздохнула, отвернулась, легла на полушубок, свернулась калачиком, закрыла глаза. Впервые за долгое время ей было спокойно…

Разбудил ее топот множества ног. Воины Орма спешили – взбегали по веслам на драккары, по пути заправляя рубахи за пояса и натягивая кольчуги.

– Быстрее, быстрее! – подгонял их Белоголовый.

Не понимая, что случилось, Гюда растерянно хлопала глазами, жалась к борту, стараясь не угодить под ноги пробегающих мимо воинов. Для столь ранней побудки не было никакой причины. Рассвет еще даже не позолотил росу на деревьях, ровная гладь реки отражала спокойные скалы, в воздухе таял запах свежести и прохлады.

Рядом с Гюдой бросил на палубу свой щит тощий Кьетви. Вытер потную залысину, плюхнулся задом на походный сундук, принялся ругаться вполголоса, проклиная каких-то зверей, собственную неосмотрительность и еще кого-то…

– Уходим! – приказал Орм.

Драккар, на котором оставался на ночь Харек, закачался, весла опустились в воду, уперлись в дно, оттолкнулись. Потом шатнулась палуба под Гюдой, всхлипнул киль корабля, уютно дремавший в илистом дне озера, неохотно выполз из своей теплой постели, взрезал воду…

Кьетви пыхтел, отдуваясь, копошился, поправляя мятую со сна одежду. На рукаве его рубахи виднелось темное угольное пятно – должно быть, ночью во сне Тощий угодил рукавом в потухший костер.