Наблюдая за китами - Ник Пайенсон

Однажды в конце первого сезона, уже к вечеру, взяв образцы с двух туш, мы с Джереми рассматривали нижние челюсти кита. Обычно их отделяют от черепа в самом начале разделки и оттаскивают к краю платформы металлическими тросами. В челюстях мало мяса и много кости, так что для китобойной компании они не представляют интереса. Но они были важны для нас: наконец-то кости, которые измеряли в Смитсоновском институте, мы могли видеть вместе с плотью, с мышцами, которые крепят их к черепу, и студенистой тканью челюстных суставов.

Челюсти помогают понять, как киты стали такими большими. Именно они определяют, сколько пищи может заглотить кит, а это ключевой фактор не только для достижения большого размера тела, но и для того, чтобы поддерживать его. Стоит отметить, что челюсти усатого кита несколько отличаются от челюстей большинства млекопитающих, у которых правая и левая половины челюсти имеют L-образную форму и соединены жестким хрящом или костью. Челюсти зубатых китов образуют букву V (иногда Y), соединяясь в конце. Там, где они крепятся к черепу, они тонкие и пустые внутри — чтобы там могли разместиться жировые подушки, соединяющие челюсти с ушами и помогающие зубатым китам слышать высокочастотные звуки при эхолокации.

У усатых китов челюсти такие же простые, похожие на бревна, только без зубов. На конце подбородка, где соединяются правая и левая половины, имеется ровная поверхность и небольшая щель — кончик челюстей может немного расходиться, что дает челюстям усатых китов гибкость, почти как у змей, при открывании и закрывании пасти. У усатых китов челюсти служат в первую очередь для кормления, а не эхолокации. Там, где они прикрепляются к черепу, их шаровидные концы покрыты мышечными волокнами, способными выдержать огромное напряжение и крутящий момент. Эта масса мышечных волокон позволяет челюстям полосатика быстро открыться и закрыться в течение одного рывка вверх[214]. Мы с Джереми решили, что, пожалуй, стоит изучить эти челюстные суставы, почти не описанные в анатомической литературе. Мы надеялись придумать какой-нибудь способ взятия образцов для оценки эластичности или определения их микроскопической структуры на гистологическом срезе в лаборатории Боба.

Однажды отработав на станции долгие утренние часы и достигнув тонкой грани между изнеможением и скукой, мы обнаружили кое-что интересное — и совершенно новое. Мы разглядывали неповрежденную нижнюю челюсть — огромную серебристую V-образную костяную структуру, обтянутую кожей, за исключением задней части, где челюсть отрубили от черепа: там шишковидные концы челюстных костей были покрыты белой волокнистой тканью. Разочарованные бесплодностью наших попыток придумать, как измерять желеобразную соединительную ткань, мы наконец приняли непростое решение и отказались от дальнейших усилий, решив взять образцы в другом месте четырехметровых челюстей.

Джереми напомнил мне, что там, где сходятся правая и левая челюстные кости, на кончике V, предположительно, был чистый синовиальный сустав, похожий на наши бедренные или плечевые, — хрящ с ровным углублением для плавного движения двух костей друг против друга. Мы позвали на помощь нескольких исландцев, они стали растягивать челюсти весом под 500 кг в противоположных направлениях, а мы сделали чистый надрез в середине. Когда ножи погрузились в ткань, мы внезапно увидели нечто невообразимое: клубок пальцевидных отростков перламутрового цвета, торчащий из какой-то полости. Крови почти не было, зато из-под волокнистой оболочки полилась желеобразная слизь, которая просто молила, чтобы ее изучили.

— Это еще что такое?! — воскликнул Джереми.

— Понятия не имею, но точно не синовиальный сустав, — ответил я.

Какая-то часть меня испытывала растерянность и отвращение и хотела просто проигнорировать увиденное, но я знал, что не стоит поддаваться этому искушению. Любопытство победило.

— Пошли за Бобом, — сказал я. — Что-то тут не так.

Я вдруг понял, что никогда не задумывался, как на самом деле выглядит внутренняя часть подбородка кита, потому что никто никогда не упоминал ее в литературе. Так и делаются открытия: не зная пределов своих знаний, вы не поймете, когда перед вашими глазами появится что-то действительно новое[215].

Первое, что пришло нам на ум, — не может ли это быть патологией, следствием болезни, наблюдаемой у этого кита. И мы перешли к другой паре челюстей, только что отделенных от очередной туши на платформе. Я провел острым как бритва ножом по кончику челюсти, и вывалился еще один клубок пальцевидных отростков. Я взглянул на Джереми, он, удивленно подняв брови, глядел на меня.

— Казалось бы, за сотни лет китобойного промысла кто-то должен был описать инопланетную слизь, вытекающую из китовых челюстей?

Мы просмотрели все оттиски статей по анатомии китов, которые были у нас под рукой, в поисках хоть какого-то описания увиденного[216]. За одним-двумя исключениями авторы, казалось, и думать не могли, что кончики челюстей могут кого-то заинтересовать. И даже когда они упоминались, в публикациях не было ни отчетливых фотографий, ни подробных описаний. С каждым новым китом, который попадал на разделочную платформу, мы углублялись в эту загадку в буквальном смысле — с помощью щипцов и пробирок с образцами — и, прикладывая для масштаба линейку, делали множество фотографий каждого кончика челюсти, разрезанного посередине. В конце концов мы поняли, что с каждым надрезом теряем важную информацию — а именно желеобразную субстанцию, спрятанную внутри полой кости, как жидкая начинка в леденце. Для вскрытия требовались более контролируемые условия, чем асфальтовое покрытие и вечная суета разделочной платформы. Боб, выслушав нас, предложил великолепное в своей простоте решение: почему бы не отрезать целую челюсть и не отправить ее в лабораторию в Ванкувер?

Мы выбрали одного из самых крупных китов, что нам попадались. Я обратился к исландцам, они, глазом не моргнув, отпилили подбородок кита трехметровой циркулярной пилой, и на асфальт платформы упал пирамидальный кусок китовой плоти в полцентнера весом. Внутри, как я надеялся, находилась нетронутая анатомическая структура, о которой мы ничего не знали, — как, по всей видимости, и наука в целом.

Представьте себе, что вы собираетесь поесть, как кит-полосатик[217]. Всплывая с глубины, вы несетесь на полной скорости прямо в огромное скопление зоопланктона. Вы раскрываете челюсти широко-широко, будто готовитесь откусить яблоко. Теперь попробуйте представить, как поток воды отбрасывает ваш язык в мешок между горлом и кожей вокруг шеи. Мешок превращается в гигантский пузырь, доходящий до самого пупка. Он раздувается и достигает объема, равного объему вашего тела, как будто вы удав, проглотивший оленя. В конце концов мышцы вашего тела и шеи сжимают этот пузырь, чтобы вы могли втянуть воду в пасть и проглотить добычу[218]. Вот что происходит с полосатиками, когда они делают свой знаменитый рывок, а они проделывают это десятки раз за день.