Долгий путь любви, или Другая сторона - Анна Яфор

никакого значения: всколоченные волосы, шатающуюся походку, тонкую светлую ткань дорогого пиджака, смотрящегося нелепо на фоне осеннего пейзажа. Еще более нелепыми стали пятна, одно за другим расползающиеся на его одежде. Приоткрытый стеклопакет не защитил от странных звуков, внезапно напомнивших веселые новогодние дни, когда такие хлопки по всему городу раздавались бесконечно. Но представить, кто и зачем решил устроить фейерверк посреди промозглого осеннего дня, не получалось, да и вместо разноцветных вспышек в воздухе были лишь эти багряные маки на его плечах и спине, живые струйки, залепившие лицо. Мужчина замер, качнувшись в метре от своей машины, запрокинул голову к небу, и я машинально повторила его жест, теряясь в беге облаков. Они клубились грязными серыми волнами, и я тонула в их бесконечности, до тех самых пор, пока эта серость не обернулась золотым заревом. Сквозь грохот, разорвавший тишину офиса, услышала дикий, нечеловеческий вопль. И только когда горло обожгло острой, разрывающей болью, поняла, что это кричу я сама. А потом наступила темнота.

Белые стены, потолок, покрытый мелкими трещинками, мятая ткань, затянувшая окно, сквозь которую мелькали тени облетевших деревьев. Губы саднило от сухости, а сознание заполнил туман, словно в нескончаемом сне.

Где-то хлопнула дверь, и я попыталась сфокусировать взгляд на приближающемся ко мне силуэте.

– Все оказалось куда интересней, не так ли, красавица?

Осознание пробилось сквозь толщу боли мутными, жгучими воспоминаниями, кадрами, от которых меня затрясло. Дернулась назад, ударяясь головой о спинку кровати, попыталась закричать, но голос не подчинялся, сипел, царапая горло.

– Это ведь его ребенок?

Я не понимала, о чем он говорит, ощущая лишь ужас, затмевающий здравые мысли. Причем здесь ребенок? Какой ребенок? Чей?

А мужчина надвигался на меня массивной стеной, шаря по телу липким, омерзительным взглядом. И ухмылялся.

– Кирман оказался не только трусом, но еще и лжецом.

Господи, Филипп… Я ощутила привкус крови во рту из прокушенной губы, будто вновь оказавшись перед тем окном, за которым огненная вспышка разорвала на кусочки мое такое шаткое счастье. И в один миг стало безразлично, что случится дальше. Пусть происходит, что угодно, ведь жизнь все равно кончилась… она не нужна мне… без НЕГО.

Но неожиданно откуда-то издалека донесся негромкий, но жесткий голос, и, непроизвольно дернувшись в руках незнакомца, я различила в дверях фигуру Павла.

– Что Вам нужно от моей невесты?

Глава 18

Начало новой рабочей недели Саша ждала с волнением, скрыть которое не удалось от дочери. Даша, правда, все истолковала по-своему, решив, что мама, как и она сама, просто скучает по папе.

О насыщенном субботнем дне и встрече в торговом центре девочка почти забыла, в отличие от Александры, которая не находила себе места от смущения и неловкости. Стертая грань в отношениях с Макеевым не могла не беспокоить. До этого Дмитрий был посторонним человеком, начальником, который давал задания и платил зарплату, теперь же он невольно подошел так близко, как было недопустимо ни для кого уже много лет. Смерть любимого человека Саша не обсуждала даже с Павлом, тем более не решаясь заговорить с ним о том осеннем дне. Несколько часов откровений в больнице – и молчание на долгие годы. Им не о чем было рассуждать, за исключением кратких упоминаний о том, что не прекращало терзать память. Поездки на кладбище и то проходили почти в тишине. Она не могла, не хотела говорить сначала от рвущей душу боли, потом – из-за переполнявшего ее опустошения.

Парадоксально, но заливаясь слезами в постели, не согревающей даже множеством одеял, Саша оплакивала не себя, не растерзанное тело, не разорванную в клочья душу, – рыдала о НЕМ. Сначала отчетливо, будто на экране, а потом все туманней с каждым днем, видела перед собой любимое лицо, еще живое утратившее признаки жизни. Странное имя, прозвучавшее в кабинете Кирмана из уст незнакомца, недолго оставалось для женщины загадкой. Пряча глаза и тщательно подбирая слова, Павел пояснил, кем являлся тот самый Тор, расправой которого пригрозили Филиппу. И осознание горькой вынужденности принятого им решения обрушилось на плечи несдвигаемой плитой. Что должен был чувствовать человек, решаясь на подобный шаг, понимающий, что проиграл неизбежно, и никакие силы не помогут, не уберегут от беды?

Как же она жалела теперь, что не послушалась его, не учла, не осознала важности данного указания. В запрете появляться в офисе видела лишь странную прихоть не всегда постижимого мужчины, а не стремление обезопасить ее любой ценой. Теперь и раскаиваться было не перед кем.

Проведенные в больнице несколько дней лишили ее возможности попасть на похороны, да и Павел, почти неотлучно находящийся рядом, категорически запретил даже думать об этом. Саша не спорила: собственное упрямство оказалось слишком дорогостоящим. Они приехали туда много позже, вдвоем, когда уже успели увять цветы в роскошных венках и посещение не могло привлечь ничье внимание. При виде небольших четких букв, выбитых на табличке, Сашу затрясло, и она вновь пожалела о том, что не умерла тогда. Вместе с ним. Что-то хрипела, пытаясь вырваться из рук друга, уже несколько дней находящегося в статусе мужа. Мужа… А ведь совсем недавно в этой роли виделся другой человек. Он тоже находился рядом, но двухметровая толща земли навсегда стала непреодолимой стеной. В глазах расплывалась странная фраза, не имеющая ничего общего с действительностью: «Трагически погиб».

– Паш, почему? Его ведь… – слова застряли в горле, так и не вылившись в мучительное определение, а мужчина лишь покачал головой, обнимая ее за плечи и поднимая на ноги.

– Это официальная версия, малыш: неисправность в двигателе, приведшая к взрыву. Не было никаких выстрелов. Их никто не видел и не слышал. Дело закрыто.

Она бы предпочла остаться там, в унылой тишине старого кладбища, и забыть о беге времени и превосходящей разумение боли. Нашла бы способ. Смерть подошла так близко, что перестала страшить, напротив, казалась избавлением. Но под сердцем, лишенном желания существовать, билась крошечная жизнь, и повредить ей Саша была не вправе. Последний подарок любимого человека, дочка, о которой он так мечтал, маленькое солнце взамен ушедшего с небосклона. Единственный повод продолжать дышать.

Время оказалось плохим лекарем, чьи рецепты не приносили облегчения. Из памяти стерлись черты лица, но чернота почти каждой ночи напоминала его взгляд, а запах парфюма угадывался даже в толпе людей. Она спустя годы высматривала среди прохожих родной силуэт, понимая, что никогда не найдет, потому что его не