Рыцаря заказывали? - Людмила Сурская

Юля вздохнула и, приложив ладонь козырьком к глазам, принялась смотреть в точку, где вставал столбом дым. Старик усмехнулся:

— Тайгу не тушат на "ура". Быстро не возвернутся. Дело такое: огонь шашкой не порубаешь.

Юлия понимала, только всё равно прыгала, как на углях. Крутило её ощущение вокруг Кости близкой опасности. Толкало вперёд желание побежать туда, встать рядом и помочь… Она вздохнула: "Костик не оценит её порыва, ещё и ввалит по первое число, чтоб не мешалась". И она не отпуская ладонь, как моряк на рейде, смотрит вдаль и ждёт. Но время шло, а никто не появлялся с места пожара. Она считала минуты часы, надеясь, что кто-то из отряда вернётся на базу, расскажет в чём там дело… Но ничего не происходило. Ждала пока не догадалась, что всё необходимое туда доставляют местные власти.

Тушить тайгу раньше Рутковскому не доводилось. Правда нашлось несколько опытных в этом деле солдат. Когда бойцы добрались до очага пожара, то онемели. Завораживающее зрелище. Огонь бушевал. Рыжими лисицами прыгал с одной ветки на другую. Красным цветом отсвечивали сосны. Слышан треск горящей хвои. Дым стоял стеной. Сердце бешено колотилось где-то под горлом. А огонь жёлтыми шарами катился по земле и к деревьям. Наскочит и помчит вверх. Деревья горят снизу вверх. Точно свечки — раз и факел. Оцепенение прошло, когда вырвавшийся огонь, пахнув жаром, стал косить деревья совсем рядом. Они падали с треском один за другим. Вверх полетели тлеющие шишки. Всё гудело. Это напоминало трубы. Те так же гудят. Языки пламени бегут по сердцевине, а потом вырываются вверху тонкой змейкой. К Рутковскому подходят местные мужики предупреждают:

— Черту не переходить. Вглубь не лезть. Пламя бежит по мху. Подгорит-кувыркнётся. Копайте и расчищайте заградительную полосу. Валить деревья внутрь. Выдирать до земли, чтоб по корням огонь не побирался.

Костя даёт бойцам команду: "Работаем". Это тоже был бой. Ясно обозначен враг — огонь. Цель- спасение народного богатства, тайги, кедровников. И эта полоса их рубеж. Они работали без отдыха плечом к плечу с прибывающим к месту беды гражданским населением. Свалившиеся сосны перекидывались через полосу. Их пилили прямо с огнём. От лопат и топоров на ладонях кровавые мозоли. Первое время, то там, то тут слушался говор и даже смех, потом выдохлись и нахлебались пепла и даже уже не ухали. Хотелось курить, да куда ж тут кругом и дыму и огня завались. Рутковский вспотел. Часто ладонью приходилось смахивать пот со лба. Хорошо хоть волосы короткие. Разогнул спину. Бойцы сгрудились в кучу. Подошёл: — "Дело в чём?" Показывают на дупло. Нагнулся. Мёртвая белка с бельчатами. Мужик с опаленной огнём бородой поясняет:- "Опасность — самец уходит. Самка — нет. Мать завсегда остаётся с малышами. Природой так определено. У людей такой же расклад. Мать она и есть мать". Пряча печаль, после такого просмотра работал, как скаженный. Глаза от дыма слезились. А кусты вспыхивали, как стожки соломы. По земле огонь идёт скачками, получается пятнами… Костю неприятно передёрнуло от мужицких слов. У природы, конечно, правильная платформа, но они люди. Он никогда не посмеет оставить жену и детей в опасности, а сам спасаться. Ерунда какая, разве он сможет цепляться за жизнь такой ценой. Зачем ему она без Люлю. Сердце, как обгорелые сучья, сушила жара, а ноги не могли найти места, горела земля… Страшно хотелось разогнуться, глотнуть свежего влажного воздуха, но где его в этом аду взять…

Объявили перерыв. Цепь откатилась в глубь к лагерю. Пришёл хозяйственный отряд, принесли крупу, хлеб, питьевую воду. Воду везли на двух лошадях. Остальное, в мешках на плечах. Какого же было его удивление, когда в согнутой в три погибели под котомкой пичужке, он узнал жену. Радость, что источали глаза, спрятал под ворчанием. Хотелось подбежать подхватить её вместе с котомкой на руки и понести. Но нельзя…

— Люлю, как ты могла… — Нахмурился он.

Она, чмокнув его в щёку, бессвязно лопотала:

— Могу помочь… Воду носить… Зашить, перевязать… Не гони, я не могу одна… Вдвоём легче.

Он тут же изменив тон, естественно, оставил, молча и не одобрительно кивнув головой. "И тут за неё тревожно, но и когда её рядом нет тоже… Так пусть уж на глазах".

Юлии и без его слов всё понятно: Чтоб спрятать ликующий блеск глаз, она принялась сверлить ими выжженную землю. "Он не пожалеет, она будет стараться".

— Только не до упаду, — пряча улыбку предупреждает Костя.

По деловому холодный и резкий с другими, он превращался в пушистого щенка с ней. Не раз одёргивал себя: "Эта девочка вьёт из меня верёвки", но устоять перед этим чувственным ребёнком не мог.

Она, улыбаясь и не спуская с него своих счастливых глаз, льёт ему на шею и руки воду, подаёт полотенце. Потом бежит спотыкаясь о вывороченные корни помогать накрывать на стол. Он смотря ей в след усмехается: "Ну никакой степенности, всё бегом и вприпрыжку". Стол устроили на земле. На простынях, разосланных на траве, лежали яйца, лук, огурцы, нарезанный ломтями хлеб. Порученец принёс и поставил перед ними котелки с дымящейся кашей. Юлия посмотрела на Костю и облизала кашу с ложки. "Как хорошо вместе!" Первые минуты молчали, только слышно было, как звенят ложки по котелкам, да похрустывают на зубах огурцы. Юлия достала яичко и положила возле Кости. Помедлила и потянулась за огурцом. Он большой ему надо много, но сам не возьмёт. Короткий отдых закончился и снова в бой с огнём.

Юлия носилась с бидоном и кружкой по каждому зову бойцов, штопала гимнастёрки, варила кашу и, умирая от страха, замазывала ожоги и раны. Старалась до седьмого пота. Когда попадался на полосе выныривающий из корней огонь, принималась затаптывать его. Раз не рассчитала силёнки и чуть не сгорела. Выхватили бойцы. Не испугалась. Просила лишь об одном: — "Не говорите командиру".

— Ни один комар не услышит, — обещали те весело посматривая издалека на Рутковского.

Юлия отвернулась. Ехидство у мужиков сидит, наверное, в печёнках.

Наблюдала за любимым издалека украдкой: твёрдый, волевой, целеустремлённый, одним словом Рыцарь. А как ладно у него всё получается, даже не верится, что этот сильный мужчина её муж. Как она его любит, ах, как она его любит! Может, сказать ему об этом? Нет нельзя мужчины такие задаваки.

Чёрные, согнутые силуэты людей мелькали на фоне пожарища до темноты. Били по ушам отдаваясь в ночи удары топоров, визжали пилы и вжикали ножёвки.

Он подошёл покачиваясь к сумеркам. Сбросил с головы прикрывающую волосы от огня будёновку. "Усталость и едкий дым заездили даже трёхжильного Костика"- подумала она. У неё тоже жгло лицо и голова замотанная в платок вспотела. Но она быстро зачерпнув в кружку воды принялась поливать ему на руки. Муж выпрямился… и вместо того, чтоб, как надеялась в тайне Юлия поцеловать её, вздумал хохотать. Юлия надулась. Все вокруг тоже заулыбались. А он оборвав смех и достав из кармана большой платок, принялся оттирать её от сажи.

— Замарашка.

Заметив испуг и виноватость в глазах жены, чмокнул в нос.

— Огонь, сажа…,- пыталась оправдаться Юля.