Геббельс. Адвокат дьявола - Курт Рисс

Те, кто наблюдал за маленьким Доктором в тот период, когда он брал на себя все новые и новые функции, поражались его ненасытной жажде власти. Справедливости ради следует сказать, что в первые месяцы после прихода к власти вся нацистская верхушка спешила прибрать к своим рукам все, что было в пределах досягаемости. Но Геббельс, казалось, старался превзойти остальных и расталкивал их локтями. Складывалось впечатление, что им движут месть и тщеславие. Но все-таки кое-где ему пришлось потерпеть поражение.

На инаугурации министерства пропаганды Геббельс объяснил, какими мотивами он руководствовался. «Есть два способа революционных преобразований, – сказал он. – Вы можете косить своих противников из пулеметов до тех пор, пока они не признают вашего превосходства в пулеметах. Это самый простой способ. Но вы также можете произвести революционные изменения в душе нации, и таким образом, не устраняя вашего противника физически, вы завоюете его…»

Противники? Да и кого надо завоевывать? Разве не вся нация, как вещал Геббельс, была за Гитлера?

В большинстве своем немцы действительно были за Гитлера. Но как долго они будут оставаться бездумно преданными? Вот потому-то и понадобилось изобрести способ сделать так, чтобы немцы ходили по струнке и в то же время радостно улыбались. В этом и заключался главный смысл существования министерства пропаганды, уникального в своем роде, потому что оно было создано не на время военных действий, а на тысячу лет, пока будет сохраняться установленный нацистами режим.

Вот потому-то Геббельс и получил контроль над всеми средствами влияния на умы людей. Сцена в кинофильме, строки в поэме, портрет девушки, скрипичный концерт – ничто не должно было остаться без внимания. Вот потому-то Геббельсу и требовалась власть над такими разными сферами человеческой деятельности. Он должен был стать абсолютным владыкой над новостями и комментариями к ним, над играми и развлечениями, чтобы подавлять в зародыше любую информацию, любые настроения, которые могли бы нанести вред его целям. Он занимал превосходную стратегическую позицию, откуда мог управлять чувствами и мыслями среднестатистического немца.

Вскоре после создания министерства пропаганды среднестатистический немец стал похож на животное, запертое в клетке. Поначалу пленник, возможно, и не был стопроцентным нацистом. Но кем еще он мог стать в итоге, если в его рацион входила только геббельсовская пропаганда? Даже если он не принимал на веру все, что ему вколачивали в голову, у него не было способа отличить правду от лжи. Он был принужден проглатывать то, чем его кормил Геббельс. И он глотал не разжевывая.

Иностранные обозреватели удивлялись вопиющим противоречиям в геббельсовской пропаганде. Эксперты предрекали, что Геббельс по прошествии времени утратит доверие масс. Но поскольку ни один человек в Германии не мог указать массам на эти противоречия, лишь единицы приходили к пониманию, насколько грубо работает пропагандистская машина. Геббельс верно рассчитал, что у народа короткая память.

Как-то раз Геббельс сам описал механизм пропагандистского воздействия на свои несчастные жертвы.

«Дело вашего вкуса, восхищаться или нет успехами пропаганды, которая отгораживает людей стеной от внешнего мира, повторяет пустые слова о спасении, всеобщем счастье и всем остальном в том же духе, но все-таки доводит крестьян и рабочих до одури и заставляет верить, что у них не жизнь, а рай земной. У них полностью отсутствует возможность сравнивать. Крестьянин и рабочий напоминают человека, сидящего много лет в глухом каземате. После бесконечной темноты его легко убедить в том, что керосиновая лампа – это солнце… Разум нации, который мог бы противостоять подобной системе, более не существует. Зато система владеет средствами подавления такого разума в зародыше. Вся страна охвачена сетью информаторов, которые восстанавливают детей против родителей…»

Лучшего описания целей и эффекта нацистской пропаганды не существует. Однако Геббельс не брался за эту статью до 19 июля 1942 года, пока не настало время анализировать «загадочную русскую душу».

Когда Геббельс создал министерство пропаганды, он гордился тем, что оно самое маленькое в Германии. В его воображении оно выглядело молниеносно действующим, чрезвычайно эффективным современным механизмом. Оно и было таким, но не настолько маленьким, как представлялось Геббельсу.

Вначале появилось девять департаментов (вместо пяти, намеченных ранее Геббельсом). Позже их число увеличилось до двенадцати, а в конечном итоге – до шестнадцати. Среди них были административный департамент, департаменты пропаганды, печати, радиовещания, кинематографии, театра, департаменты, курирующие музыку, литературу, изобразительное искусство, и другие. К середине 1933 года в министерстве уже насчитывалось триста сотрудников и пятьсот человек вспомогательного персонала.

Важнейшими людьми при Геббельсе были Леопольд Гуттерер и его адъютант Гуго Фишер, отвечавшие за нацистскую пропагандистскую машину. Когда-то Гуттерер состоял в «Вольном корпусе», а Гуго Фишер подвизался в СА и был близок с убийцами Ратенау; позже он стал одним из приближенных Гиммлера. Другим ценным работником был первый адъютант Геббельса Карл Ханке, офицер СС, высокий и несколько меланхоличный мужчина с приятной внешностью. Позже он подал в отставку при довольно драматических обстоятельствах.

Одним из первых нацистов, вступившим в партию даже раньше Геббельса, был участник «пивного» путча Ганс Хинкель. Какое-то время он выпускал несколько маленьких нацистских газет, потом, в тот же год, что и Геббельс, переехал в Берлин и стал помощником Штрассера – редактором его «Писем национал-социалиста». Теперь Геббельс поставил его управлять кинематографом и театром. Хинкель пользовался большим успехом у женщин и был известен своими бесчисленными интрижками с киноактрисами, что вызывало гнев Геббельса. Хинкеля то и дело то отстраняли от должности, то снова восстанавливали – Геббельс был выше мелочной придирчивости и злопамятства. Еще Геббельс открыл Эвгена Адамовски, яркого молодого репортера, второго после Геббельса талантливого теоретика пропаганды. Ему Геббельс доверил радиовещание, и тот работал превосходно.

Геббельс, всегда веривший в то, что звучащее слово воздействует намного сильнее, чем написанное, справедливо утверждал, что радио – оружие пропаганды номер один. «То, что печать совершила в девятнадцатом веке, радио совершит в двадцатом», – провозгласил он 18 августа 1933 года. Но еще в марте того же года он издал указ о том, что немецкая радиовещательная компания переходит полностью в ведение министерства пропаганды. Таким образом была установлена монополия в эфире[37].

16 августа ответственный за радио Адамовски говорил в своем выступлении: «Мы, национал-социалисты, должны молниеносно откликаться на события и выказывать достаточно энергии и целеустремленности, чтобы производить впечатление как на Германию, так и на весь остальной мир… Мой товарищ по партии доктор Геббельс 13 июля приказал мне очистить немецкое радио от сил, мешающих нашему делу. Сейчас я могу доложить, что работа выполнена в соответствии с приказом».