Тайная история атомной бомбы - Джим Бэгготт

Тем временем Буш с головой ушел в реорганизацию системы научных исследований, финансируемых правительством, ее структуры и управления. НКОИ довольно успешно руководил лабораторными исследованиями, однако не имел никаких полномочий в опытно-конструкторских работах, а ведь именно благодаря им результаты деятельности ученых и обретали форму новых образцов оружия. Буш предложил создать новую организацию — Управление научных исследований и разработок (УНИР), — которая руководила бы как НКОИ, так и любыми техническими проектами на основе полученных от него данных. Начальник У НИР должен был отчитываться непосредственно перед Рузвельтом. На этот пост Буш предложил собственную кандидатуру. Председателем НКОИ вместо него назначили Конэнта.

22 июня войска нацистской Германии вторглись на территорию СССР, и темп американской программы по исследованию свойств деления ядер радиоактивных элементов ускорили еще больше. Результатов ждали не просто «срочно», а «крайне срочно». Конэнт, посчитав, что участникам группы Комптона недостает прагматичности, которой обладают техники-профессионалы, обратился за помощью к инженерам компаний General Electric, Bell Laboratories[67] и Westinghouse[68]. Однако второй доклад группы, обнародованный 11 июля, мало отличался от первого. В нем снова положительно оценивались перспективы использования ядерной энергии, однако о бомбе и элементе-94 напрямую ничего не говорилось.

Комптон, который в это очень важное для проекта время был в Южной Африке, всерьез опасался, что правительство вообще окажется от финансирования. Лоуренс пропустил собрание, на котором составлялся отчет, из-за болезни своей дочери Маргарет, поэтому решил отправить участникам группы письмо и подробнейшим образом объяснить важность нового элемента. «Если в нашем распоряжении окажется большое количество элемента-94, — писал он, — то, скорее всего, с помощью быстрых нейтронов нам удастся вызвать цепную реакцию, в которой произошло бы взрывное выделение энергии — то есть фактически мы получили бы „супербомбу“».

Незадолго до того как в июле утвердили окончательный вариант доклада Комитета М.О.Д., Бушу неофициально передели черновой вариант этого документа, составленный Томсоном. Полученная информация прошла обсуждение в верхних эшелонах власти, после чего вопрос о будущем ядерных исследований еще более обострился. Однако Буш, видимо, решил ничего не предпринимать до тех пор, пока копия отчета не будет предоставлена ему из официальных источников.

И тут — прямо как в пьесах — на первый план выходит Олифант.

Стало совершенно ясно, что Великобритания не сможет в одиночку создать атомную бомбу. Остро чувствовалась нехватка денег и материальных ресурсов. Кроме того, несмотря на то что внимание Гитлера было теперь обращено на восток, Англия все равно оставалась на осадном положении. В конце августа 1941 года Олифант вылетел в США, чтобы узнать, на какой стадии находились исследования тамошних ученых и, если потребуется, перенять их опыт.

Прибыв на место, он узнал, что доклад Комитета М.О.Д. передали Бриггсу, а этот «косноязычный и невзрачный человечек сунул все бумаги в сейф и ни словом не обмолвился о них членам своей организации». Это известие не могло не огорчить Олифанта. Он встретился с членами комитета по вопросам использования урана и открыто рассказал им о возможности создания ядерного оружия. Говорил Олифант весьма убедительно, и по крайней мере один из присутствующих был просто шокирован его словами. Олифант пришел на собрание и «так и сказал: „бомба“… А я все это время думал, что мы работаем над источником энергии для подводных лодок», — вспоминал позже этот член комитета.

21 сентября в Беркли Олифант встретился с Лоуренсом, и тот решил отвезти коллегу на холм Чартер Хилл, где полным ходом шло строительство 467-сантиметрового суперциклотрона. Когда гость из Великобритании кратко рассказал о содержании доклада Комитета М.О.Д., Лоуренс тут же загорелся идеей выделения урана-235 электромагнитным методом. Он проявил также огромный интерес к реакции деления ядра элемента-94. Когда оба ученых вернулись в кабинет Лоуренса, к ним присоединился Оппенгеймер, который тогда впервые услышал о подготовке к работе по созданию атомной бомбы.

Вскоре Олифант отправился в Нью-Йорк, чтобы встретиться там с Бушем и Конэнтом, однако эти встречи принесли ему лишь разочарование. Возвращаясь обратно в Англию, он не мог избавиться от мысли, что его поездка не имела никакой пользы. Однако беспокойство Олифанта было напрасным: из полученной информации Лоуренс сделал правильные выводы и немедленно начал действовать. Он связался с Комптоном и сообщил ему о возможности создания атомной бомбы, которая сможет решить исход войны. Комптон предложил поговорить с Конэнтом, встретившись с ним через несколько дней на церемонии по поводу 50-летия Чикагского университета, на которую ученых пригласили для присвоения им почетных званий.

Встреча произошла в доме Комптона. Лоуренс кратко рассказал о достижениях англичан и подробно остановился на перспективах получения урана-235 и на свойствах элемента-94, уже ставших известными ученым. Он также выразил крайнее разочарование бездействием Вашингтона, который никак не желал реагировать на очевидные факты, говорящие о немалой заинтересованности Германии в ядерных исследованиях. Конэнт изначально был не очень-то настроен заниматься этим проектом, однако то, как Комптон ратовал за дело, заставило его изменить отношение. Выслушав Лоуренса, Конэнт посмотрел на него и сказал: «Эрнест, ты говоришь, что убежден в огромной важности этой бомбы. Готов ли ты посвятить ее созданию следующие несколько лет своей жизни?» У его собеседника отвисла челюсть. Лоуренс согласился без малейших колебаний. Раз Конэнт дал ему такую работу, он ее сделает.

Официальную копию доклада Комитета М.О.Д. Буш получил 3 октября 1941 года — спустя две недели после того, как этот документ прошел обсуждение в Москве. 9 декабря Буш показал его Рузвельту. Америка, со всех сторон критикуемая за свою политику изоляции, не спешила вступать в войну. Однако, ознакомившись с фактами, подтверждавшими возможность создания атомной бомбы еще до окончания войны в Европе, Рузвельт решил немедленно начать действовать, даже минуя Конгресс. Право принимать решения, связанные с ядерными исследованиями и ядерным оружием, он оставил за собой и крохотной горсткой своих советников, которых впоследствии стали называть «высший президентский совет». В эту группу вошли Буш, Конэнт, вице-президент Генри Уоллес, военный министр Генри Л. Стимсон и глава Генштаба армии США Джордж К. Маршалл.

У консультативной группы Национальной академии наук запросили третий отчет. Конэнт попросил принять в нем участие своего коллегу из Гарварда Георгия Кистяковского, химика и эксперта по взрывчатым веществам. В свою очередь Лоуренс обратился за помощью к Оппенгеймеру, чтобы тот помог с теоретическими изысканиями. Комптон сразу дал свое благословение на привлечение Оппи[69] к проекту, поскольку знал его уже 14 лет и был очень рад получить от Роберта его как всегда ценные предложения.