Хрустальный шар - Станислав Лем

– Район Канала патрулируют истребители из группы оперативных резервов и запасных соединений командования. Следующая зона – артиллерия побережья. Затем, этот красный сектор, это опять район действия истребителей, и, наконец, здесь стоят – вот эта черная сетка – заградительные аэростаты Большого Лондона. – Болтон не мог долго держаться в тоне официального доклада. – Это настоящий фимиам для покойника, эти аэростаты, а стоят страшно дорого. И масса людей при них пропадает зря. Итак, коллега, в четыре вы получите отчет об этих doodle-bugs[122]. Будут присутствовать командиры всех истребительных и патрулирующих частей, а также наблюдатели из штаба радио и радарного перехвата. Затем вы поедете на аэродром и будете там присутствовать на испытаниях по уничтожению немецких бомб при помощи вертолетов. Это американская идея. Естественно, если кто-то сидит за рвом шириной шесть тысяч километров, заполненным вдобавок водой, он может себе позволить столь остроумные идеи.

Он заглянул в свои бумаги.

– Знаете, что этой ночью наши противовоздушные батареи использовали более трехсот пятидесяти стволов? Третья часть самоходного транспорта до Дувра была остановлена. Если бы не наш трубопровод… Но об этом молчок, – приложил он палец к губам.

Болтон не был болтуном, хотя походил на такового. Однако он никогда не говорил ничего более того, что можно было сказать. Проект трубопровода, о котором знали только три человека в нашем бюро, был особенно важным. Чтобы уменьшить нагрузку на преследуемый с воздуха и с воды следующий через Канал транспорт, наши саперы и технические войска в необычайном темпе соорудили подводный трубопровод на нормандский плацдарм. Днем и ночью качали по нему жидкое топливо для танков и самолетов.

– Скажу вам еще, что есть новая концепция обороны: кто-то из палаты лордов пожелал возвести очень высокие стальные мачты – очень высокие, следите? – и зарядить их электричеством. Такие мачты должны стоять вокруг всего Лондона. Когда какой-нибудь doodle-bug к ним приблизится, он упадет на месте, пораженный молнией. Здорово, да?

– Что за чепуха, – вырвалось у меня.

– Ну-ну, очень прошу, только без насмешек, я сообщаю тут военные тайны высокопоставленных лиц, – рассмеялся Болтон. – Впрочем, есть несколько других лиц, которые придумали намного более интересные истории.

– Я знаю все это наизусть по моей работе в Отделе изобретений. Никто до сих пор не потребовал прислать ковбоев, которые при помощи лассо могли бы стягивать бомбы на землю?

– Ей-богу, цирк. – Болтон смеялся как сумасшедший. – Инспекции, заседания, объезды, совещания – масса хлопот; у кого был собственный автомобиль, того уже давно нет в столице. Естественно, подземная дорога дешевле, но далеко по ней не уедешь. Ну столько всего.

– Говорите, коллега, что это комедия? – оборвал я его на полуслове. – Скорее трагикомедия, какая-то шутовская история, как это называется – буфф? Знаете?

– Только что прислали два новых проекта обороны, я еще не закончил, ибо было семь случаев потери истребителей из-за нашей артиллерии, когда те охотились на «Фау». Как ребята распалятся, то не придерживаются границ своего участка. Пока!

После доклада мы поехали на аэродром. Еще по пути я выразил свое пессимистическое мнение об уничтожении «Фау-1» при помощи вертолетов, несмотря на это, должен был присутствовать при испытаниях.

– Будет отлично, – убеждал американский корреспондент в форме летчика, который сидел за мной в машине. – Херст за все платит – главное, чтобы было хоть немного хороших снимков. О, посмотрите, там, за зданием, это наш вертолет.

Это была тяжелая машина без крыльев, с яйцевидной кабиной, сверху снабженной раскидистым трехлопастным винтом.

– Выглядит как задница в кустах, – отозвался вполголоса один из сопровождавших нас английских пилотов. – Жаль время терять.

Запустился двигатель, винт растворился в сияющем круге, и машина поднялась в воздух будто на невидимом подъемнике.

– Какова его максимальная скорость? – спросил я стоящего рядом капитана авиации.

– Сто восемьдесят километров в час.

– Не понимаю, зачем мы здесь находимся! Ведь это ерунда. Это все равно что установить на нем зенитные орудия.

– Хорош вам болтать, – возразил американский корреспондент. – В любом случае получится отличный фильм, который будет показан во всех киноприложениях.

Это был веснушчатый блондин, постоянно жующий жвачку. Все лицо у него при этом кривилось, как выжимаемая тряпка, а пухлый нос ходил во все стороны.

– Зачем вам нужен был чиновник министерства? – спросил я его дерзко, так как Болтон сказал, что своим присутствием я обязан вмешательству пресс-атташе американского посольства.

– Летит, летит! – закричали сразу несколько человек.

Солнце висело достаточно низко, окрашивая горизонт в контрастные насыщенные цвета. Еще выше плыли яркие облака, похожие на воздушные кусты. Из-за двух таких подсвеченных солнцем кучевых облаков выпала черная ракета. Она мчалась к нам с большой скоростью. На хвосте заостренной сигары рядом с коротенькими крылышками параллельно к корпусу была прикреплена труба, из которой било короткое бледное пламя горящего спирта. Тупой нос снаряда мягко направлялся то вниз, то вверх, контролируемый движениями гирокомпасов.

Откуда-то из-за ангара (это был сарай из гофрированной жести) пару раз бухнуло четырехствольное орудие и сразу же замолкло, ибо с большой высоты приближался «мустанг»[123]. Страшно воя, он сделал «бочку» и сразу же направился к снаряду, обгоняя его благодаря преимуществу в скорости. Истребитель и снаряд приближались друг к другу, так что можно было мысленно определить точку их неминуемого столкновения. Но за какие-то восемьдесят ярдов «мустанг» открыл огонь из всех стволов (причем я четко услышал отголосок странного рикошета на крыше) и, проходя опасно низко, накрыл нас большой черной тенью. Все упали на землю. Когда самолет поворачивал, набирая скорость, ракета неожиданно изменила плавную прямую полета, становясь почти вертикально, и вошла в невероятную «мертвую петлю». Сначала все смотрели с широко открытыми глазами, словно произошло чудо, но первым в себя пришел капитан-пилот.

– Он попал в гирокомпасы, – крикнул он, – теперь прячьтесь, потому что может быть беда!

Поле было такое гладкое и ровное, как газон для игры в крикет. Мы разбежались в стороны, а снаряд, постоянно издавая железное глухое грохотание, взлетал и падал, неожиданно переваливаясь на крыло, – этот безобразный робот был отлично стабилизирован. Лежа в мелком рву, я краем глаза видел, как «мустанг» два раза подходил на опасно малое расстояние и начинал бить из пушек, но снаряд кувыркался как акробат, и самолет был вынужден отойти. Наконец острый клюв ракеты блеснул на солнце, и она врезалась в землю. Я вжался в траву – над головой завыл воздух, я почувствовал пару упругих ударов: это падали куски земли. Затем бешеный огонь утих и можно было встать. С высоты величаво спускался наш вертолет. Перемалывая солнце в золотой песок в дисках винта, он спускался как на канате. Я посмотрел на аэродром. Из большой воронки бил огонь, стены ангара получили большие серебристые пробоины; взрывной волной вырвало двери.