Свет. Испытание добром? - Юлия Федотова

– Нет, отец, колдуном я пока не стал, но курс закончил благополучно и сдал все экзамены. Теперь у нас летние вакации, и я решил помочь брату Дитмару по службе, а заодно навестить родительский дом, засвидетельствовать почтение вам с матушкой.

Ну просто хейлиг святой или сама Дева Небесная, а не чадо из плоти и крови! И ни слова о страшных событиях в Реонне, о гибели академии, о том, что учение, начавшееся столь успешно, вряд ли когда-нибудь будет закончено…

Спутники слушали этот странный разговор отца с сыном и недоуменно переглядывались, хотя Кальпурций был удивлен чуть меньше остальных, о непростых взаимоотношениях в благородном семействе фон Раух он был в какой-то мере осведомлен. К примеру, как поступил бы его собственный отец, Вертиций Тиилл, окажись сегодня на месте ландлагенара Норвальда? Он сказал бы: «Я доволен тобой, сын мой, благословляю тебя с честью завершить начатое дело!»

Но папаша Йоргена повел себя совсем иначе.

– Ну, коли так, тебе ничто не мешает спокойно вернуться в столицу, пока недалеко заехал. Почтение свое можешь засвидетельствовать мне прямо здесь, и матери вашей я привет передам. В Норвальде, сам знаешь, стражи нет, своими людьми обходимся. А из Эрнау мы с махтлагенаром только что – все с тамошним гарнизоном… гм… короче, ничего интересного для тебя нет. Поворачивай коней.

– Увы, отец, при всем моем сыновьем уважении Эрнау я должен посетить лично, – возразил Йорген очень твердо.

От его внимания не укрылся один момент: когда ландлагенар заговорил об Эрнау, глаза махтлагенара как-то подозрительно забегали. Дело в том, что начальником тамошнего гарнизона Ночной стражи почему-то числился именно он, а по заведенному в королевстве Эренмарк порядку все периферийные гарнизоны и отдельные отряды подчинялись гарнизону столичному. Проще говоря, именно его, Сигебанда фон Лерхе, явились инспектировать из столицы, и это ему было, судя по всему, не слишком приятно, а ландлагенар Рюдигер старался старого друга выгородить. Но причина настойчивости ланцтрегера крылась, разумеется, отнюдь не в желании вывести нерадивого подчиненного на чистую воду. Однако отцу он правду сказать не мог.

– И потом, я очень соскучился по моей любимой мачехе и непременно желаю ее увидеть как можно скорее. – Тут Йорген душой не кривил ни на йоту, леди Айлели он действительно любил и скучал по ней. – Кроме того, мой друг Тиилл сочиняет трактат о природе севера, мэтр Легивар собирает редкие компоненты для своего зелья, а хейлиг Мельхиор странствует по обету, и я обещал показать им наши края. Так что возвращение мое сейчас совершенно невозможно. Прости, отец, и разреши откланяться. Мы должны спешить, чтобы прибыть в замок засветло.

Рюдигер фон Раух с досадой стукнул ладонью по столу:

– Ты видишь это, Сигебанд, друг мой! Скажи, разве это достойный сын?! Нет, это наказание, посланное мне богами за грехи юности! Он никогда не исполняет приказов отца, и всегда у него находятся тысячи отговорок и оправданий! Кончится тем, что я лишу его наследства и имени своего! Пусть ходит по миру безродным сиротой, если воля родительская для него ничего не значит…

Тут Йорген едва удержался, чтобы не хихикнуть. На его памяти отец лишал его наследства раз сто, однажды даже Кальпурций стал свидетелем такой сцены. Лишал, а потом благополучно «забывал» об этом, чтобы было чем угрожать впредь, ведь нельзя раз за разом отбирать у человека однажды уже отобранное.

Тощее, унылое лицо махтлагенара Моосмоора стало совсем уж скорбным, он чувствовал себя неловко до крайности. С одной стороны, дружеские отношения с фон Раухом требовали, чтобы он ему поддакивал, типа «ах, что за времена настали, что за дети пошли, никакого почтения к старшим» – в таком духе. С другой стороны, бранить в глаза проверяющего из столицы ему было как-то не с руки, особенно учитывая состояние дел в Эрнау…

– Рюдигер, друг мой, полно, – принялся увещевать он ландлагенара. – Молодость есть молодость! Вспомни, какими были мы с тобой в его годы. Разве мы слушали кого-то? Давай пожелаем юношам доброго пути и оставим их, нам самим пора в дорогу, не то закат застанет нас посередь леса.

– Верно! Не стоит этот юный уродец того, чтобы из-за него сожрали двух славных кавалеров. Пусть живет как знает, а я умываю руки! – С этими словами ландлагенар поднялся, швырнул на стол горсть медяков и, громыхая сапогами, вышел вон, походя с досады треснув ланцтрегера по затылку.

Махтлагенар, церемонно раскланявшись, удалился следом, он был рад поскорее сбежать.

С улицы донеслось бодрое конское ржание и удаляющийся стук копыт.

– Ах, Йорген! – не выдержав, простонал Кальпурций Тиилл. – Разве можно столь беззастенчиво лгать собственному отцу?! Разве это не грех?!

Ланцтрегер фон Раух мрачно фыркнул:

– Если бы я сказал ему правду, мы бы выясняли отношения до глубокой ночи. Это не мой грех, это он меня ввел. Вот так всю жизнь, сколько помню себя, представьте! – Как обычно, после встречи с отцом настроение было испорчено, Йоргену хотелось, чтобы его жалели и утешали. – Никакого душевного тепла, никакой родительской заботы, только упреки и брань, упреки и брань! Хоть бы раз что-то доброе сказал, благословил по-отечески, подарил на память какую-нибудь безделицу… Но нет, об этом его несчастный сын может только меч…

Договорить ему не дали. Распахнулась, жалобно взвизгнув, дверь, и ландлагенар Рюдигер с шумом и грохотом ворвался в корчму, едва не сбив с ног мелкую прислугу. Отчаянным жестом, каким обычно отдают самое последнее и дорогое, сорвал с головы шляпу и нахлобучил ее Йоргену чуть не на глаза. Выпалил страстно: «Прими, сын! Я хочу, чтобы ты носил это с честью!» Развернулся, выскочил на улицу и умчался прочь.

В корчме повисло озадаченное молчание, даже прислуга замерла на месте, прижав к груди пивную кружку.

– Ч…чего это с ним?! – растерянно, упавшим голосом пробормотал Йорген.

Он заметно побледнел и такими глазами глядел на спутников из-под широких черных полей, будто надеялся услышать от них вразумительный ответ.

И услышал-таки!

– Ваша милость, вы же сами мечтали о подарке от отца, – смиренно заметил Мельхиор. – Должно быть, Девы Небесные сжалились над вами.

– Да? – переспросил фон Раух-младший подозрительно. – Девы Небесные? Возможно, возможно… Иначе как объяснить… И зачем мне среди лета такая большая черная шляпа? Что с ней делать теперь?

– Носи с честью, – рассмеялся силониец. – Это же подарок любящего родителя. Ты должен ценить!

Надо сказать, шляпа Йоргену очень шла, хоть и была немного великовата.

…А Рюдигер фон Раух, озадаченный не менее остальных участников этой неожиданной сцены, весь долгий путь до столицы пытался найти причину своего странного порыва – и не мог. Затмение ума какое-то приключилось, право! Да, вот так она, должно быть, и приходит, старость…

Замок Эрнау гордо громоздился на аккуратном, округлом холмике. Пожалуй, это была единственная возвышенность во всем махтлаге, и местные жители называли ее уважительно: Шлоссберг[16]. Такое вот было у них представление о горах. Что с них взять, если ничего более высокого они в своей жизни не видели?