Ночи тайного агента - Георгий Иванович Киселев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
− Миленький, к тебе Упырь с дружком просятся.
− Пусть войдут, − прохрипел динамик с потолка.
Лицо аббата было исковеркано, но душа, как мне казалось, уничтожена. Живой труп, сохранивший только жажду к похоти и садизму. По коже прошел озноб в предчувствии, кошмара в который занесла дыра времени. Как мне хотелось, чтобы это был просто кошмарный сон.
− Упырь, ты кого притащил? − низко просипел аббат и ткнул в меня пальцем, − Легавый?
− Свой! − возмутился мой протеже. − Нюхом чую.
− Нюхало, еще не отрастил, − едко оборвал глава Ордена Мокрушников. − Больно уж похож на позавчерашних двух легавых. Что-то зачастили стукачи… Отведу его к Великому и Всезрящему Ламе, тот насквозь видит.
Я сравнил монаха и аббата и невольно содрогнулся, рисуя образ Великого Ламы.
Каждый шаг к Великому Вору отражался эхом ужаса от стен и золотых статуй в бесконечных галереях. Впервые в жизни, только всеми силами воли, удавалось сдерживать неуправляемые позывы страха.
Тронный зал, если судить по нашему пути, находился глубоко под землей. Всёзрящий сидел на возвышении в позе лотоса. Мы остановились в нескольких метрах.
− С чем вы? − властно спросил Великий Лама.
− У меня сомнения в приятеле Упыря, Великий Грешник.
− Сейчас проверим, − Всезрящий достал изо лба темную пробочку и взглянул на нас сквозь хрустальный бокал с вином.
«Открыл третий глаз», − мелькнула смутная догадка. − «Неужели такое возможно?»
− Ты был прав, аббат, − загремело, отражаясь эхом в огромном зале. − Он − легавый. Но и Упырь обещал ему мою помощь. Никогда мое имя не произносят попусту. Найдем его друзей… Позовите Кима и Сато.
Меня словно ударило током. Неужели он все видит? Я никому не называл имен разыскиваемых. Я много читал о третьем глазе, но воспринимал прочитанное не более чем вымысел. Неужели он действительно видит мысли?
− Когда поговорят, − продолжал Великий Лама. − Пусть Упырь ознакомит его с будущим. Технология изготовления статуй оставит неизгладимое впечатление.
На последние слова Великого Ламы почти не обратил внимания, так как напряженно ждал разыскиваемых и безнадежно просчитывал пути спасения.
Обреченность родила горькие мысли: − «Как мог Мудрый Творец потакать античеловеческим культам Воровства, Насилия, Убийства?»
− Бог наделил человека не только добродетелями, − Великий Лама отпил глоток из бокала, взглянул с усмешкой, и я понял, что он действительно читает мысли. − Вот мы и поклоняемся незаслуженно отвергнутым изобретениям Творца. Порок достоин не меньшего поклонения, чем Добродетель.
За спиной зашуршали торопливые шаги. Я обернулся и узнал Кима и Сато. Они меня сразу узнали. Ким расплылся в счастливой улыбке, а Сато смотрел с сочувствием. Не зря сохранил ему в схватке жизнь. Только спасет ли крупица сочувствия в злобном и порочном мирке?
− Узнаете? Кто он?
− Легавый, − ответил за обоих Ким. − Он нас расколол на Астории, Наимудрейший.
− Очная ставка подтверждает мою непогрешимость, − Владыка Порока закрыл третий глаз пробкой и опрокинул остатки вина в глотку. − Упырь, исполняй приказание.
… Что может быть ужаснее знания личного будущего? Упырь просветил меня на сей счет. Он раскрыл тайну золотых идолов Храма Греха. Я теперь по-своему воспринимал христианский запрет создавать кумиры. В один из золотых божков должен превратиться и я, в кумира у кельи Упыря. Буду нагонять на него страх за ошибку. Еще раз ошибется, − будет сверкать золотыми боками напротив меня.
Упырь показал захваченных агентов Интерпола и процесс их золочения. Сначала их держали на специальной диете. Сейчас и я другой пищи не знаю. Затем промывание внутренностей, долгий пост. Чуть позже прием антисептиков и смол, пропитка кожи смолами. После этого парализующий тело, но долго удерживающий сознание укол, и начинается обжиг и полимеризация смол в еще живом теле. Мумифицируемый видит и ощущает всю адскую боль и ужас медленно подкрадывающегося небытия. А смерть ждет сгущения полу полимерной крови в раскаленном теле и медленно сжимает сердце в камень. Последние ощущения мозга записывают на пленку и монтируют с излучателем в постамент будущей статуи. Вот откуда появляется беспричинный страх около золотых изваяний. Затем вновь пропитка в смолах, обжиг, покрытие сусальным золотом и установка в галереях и залах Храма.
Я всегда любил спокойствие, уют, но одновременно тянуло в мясорубки, где пахнет жареным. Вот и спекут в мумию. Только теперь по-настоящему ощутил, что полет во времени не игра, не сон, а кошмарная реальность. Пришел нестерпимый страх. Больше всего, боялся не за себя, а за жену и сына. Они любили, верили, не мыслили жизни без меня, а я — исчез.
Неожиданно звякнул засов, и дверь взвизгнула несмазанными петлями. Сердце среагировало быстрее всего. Оно забилось в бешеном ритме, и я решился − иду на прорыв. Не зная галерей вырваться из подземного города практически невозможно, но и зная их удачный побег близок к нулю. Правда, безропотное ожидание не даст и этой ничтожной соломинки спасения. На помощь Холла я не надеялся, при опасностях он всегда вел себя на удивление пассивно.
Я притворился спящим, но подобно предельно сжатой пружине подбирал мгновение атаки. Из-под прижмуренных век все казалось расплывчатым, и я не сразу узнал Сато.
− Сэнсэй, − прошептал он, − Учитель, я пришел спасти вас.
− Меня? − я даже забыл притворный сон от изумления. − Когда же я стал твоим учителем?
− Не смейтесь, сэнсэй. Ваш поединок на Астории показал не только вершины мастерства, но и милосердия, величия духа. Я долго размышлял и решил во всем следовать вашему примеру.
− Ты рискуешь жизнью.
− Честь дороже, − твердо сказал он и вплетая жалостные просящие нотки добавил: − Вы берете меня в ученики?
Нападение на Сато потеряло всякий смысл, а вырываться вдвоем сподручнее. У азиатов путь от вражды к дружбе зачастую совершенно незаметный, по крайней мере смысла в подвохе я не видел. Пришлось довериться случаю, азиатской непредсказуемости и искренности бывшего врага. Ангел-хранитель часто выводил из обреченных положений. Главное − отбросить сомнения, довериться полностью интуиции и, возможно, вырвусь из лабиринтов смерти кровожадного Минотавра.
Сато уверенно вел по запутанным коридорам. Он успешно справлялся с задачей нити Ариадны. Монахи подземелья не обращали на нас внимания. Искорка надежды постепенно разгорелась костром уверенности. Нам оставалось пройти несколько поворотов и подъем в два десятка ступенек к выходу из монастыря, как завыла сирена.
Монахов сирена прогнала из галерей в кельи. В опустевших проходах остались только мы и монахи-охранники. Монахи сразу бросились к