Дети Антарктиды. Захваченные земли - Даниил Корнаков

назад собиратель вновь зашивал рану. С Надей проделывать это было в разы проще. Она лишь едва слышно шипела, когда острие иглы пронзало ее кожу, но в остальном же стойко переносила боль.

В процессе Матвей поглядывал на Арину, которая не произнесла и звука с тех пор, как они оказались здесь. Рядом с ней сидел Йован и поглаживал ее по спине в тщетной попытке утешить.

— Матвей, — заговорил Вадим Георгиевич, — так что это за место? Как ты нашел его?

Собиратель потянул иглу, чувствуя, как спину стали щекотать капли пота.

— Это дом моих родителей.

Рука Нади слегка дернулась. Даже Арина впервые подняла голову и блестящими от слез глазами посмотрела на него.

Тем временем Матвей продолжил:

— Отец показывал мне это убежище, когда я был маленьким. Бывало, мы спускались сюда, и он читал мне книжки, кажется… Я многого не помню.

— Чего же ты сразу не сказал, Матюш? — растерянно спросил Йован.

Матвей лишь пожал плечами и проткнул иглой кожу, заставив Надю зашипеть от боли. И правда, что сподвигло его промолчать? Быть может, встреча с родным домом была для него чем-то сугубо личным, о чем он не хотел распространяться.

— Да, в начале пятидесятых строительство такого убежища значилось как дополнительная услуга и была довольно распространена. — Вадим Георгиевич коснулся бетонной стены. — Моя тетка, царство ей небесное, жила в Ярославской области в похожем коттедже и ей тоже нечто такое отгрохали, только побольше. Она, правда, его потом переоборудовала в гигантский погреб, соленья туда чуть ли не тоннами складировала. Любила это дело. Заедешь к ней в гости, да хоть чаю попить, а она тебе в дорогу обязательно одну, а то две банки всучит каждую весом с хороший такой булыжник. — Старик грустно улыбнулся, поглядывая на заставленные просроченными консервами полки, а затем промямлил что-то невнятное.

— А зачем? — спросил осторожно Тихон.

— Чтоб чем водочку закусывать было, малой, — ответил старик.

— Да я про убежища. Зачем их строить?

— А, ты про это… — Отмахнулся прогрессист. — Ну потому что мир у нас так был устроен, пацан. Сейчас у человечества враги — пришельцы, а раньше мы и без них прекрасно глотки друг другу грызли и не прочь были обменяться здоровенными бомбами, чтоб испепелить миллионы жизней к чертям собачьим. Такая вот у нас природа, не можем мы существовать при этом не имея врага, даже себе подобного.

— Да и сейчас не сильно что-то поменялось, — добавила Надя. — Разве только бомбы теперь ушли в прошлое.

— Пожалуй… — согласился Вадим Георгиевич.

Часы на ваттбраслете показывали десять вечера.

Проникающий через вентиляцию сквозняк окутал помещение холодом. Все зашуршали руками, потирая их друг об дружку в попытке согреться.

Сержант и Домкрат дежурили на ступенях возле люка. Вадим Георгиевич разглядывал потрепанные книжки, разбросанные на полках, и некоторые из них показывал Тихону, советуя почитать.

Надя сидела на краю койки и о чем-то тихо беседовала с расположившимся рядом Йованом.

Лейгур отстраненно от всех бродил по убежищу. Время от времени он подходил к полкам, брал банку консервы и читал ее содержимое, едва заметно шевеля губами, после чего молча клал на полку и проделывал ту же операцию со следующей.

Матвей убрал остатки хирургической нити и бинтов в собственный мешок и подошел к Арине, так и не сдвинувшейся с места.

— Тебе нужно переодеться. — Он протянул ей одну из своих запасных шерстяных кофт.

Арина подняла на него покрасневшие глаза.

— Пойдем, вон за той полкой тебя никто не увидит.

Она молча кивнула и взяла его за руку.

Вдвоем они зашли за накрытой брезентом полкой, оказавшись в самом дальнем углу убежища. Матвей отдал ей потрепанную кофту.

— Можешь отвернуться?

— Конечно.

Он услышал как она стала переодеваться. Собирателя сковало чувство неловкости, но скорее по причине того, что он не знал, с чего начать разговор с ней.

Вдруг Арина заговорила первая:

— Это моя вина.

Матвей осторожно подглядел через плечо убедившись, что она переоделась.

— Датчик, я отключила его, — продолжала она тихо, словно боясь быть подслушанной. — У меня за день накопилось несколько идей, как можно было бы увеличить радиус сигнала, но на ходу возиться с устройством очень трудно. Вот я и ждала, когда мы, наконец, сделаем привал и у меня будет время…

— Арина. — Матвей подошел к ней и поправил рукав. Свитер оказался великоват. — Даже если бы датчик был включен, ты ничего не смогла бы поделать.

— Нет, это неправда, — возразила она. — Мы узнали бы о нападении чуть раньше и подготовились бы лучше. Я чувствую, что я виновата в гибели Ясира. Ведь все могло случиться иначе, если бы я только…

Голос ее дрогнул. Она не решилась договорить.

Матвей обнял ее.

— Теперь я понимаю, что ты чувствуешь, — ответила она, прижимаясь к его груди.

— О чем ты?

— Из-за того случая в Канаде, из-за Паши. — Арина посмотрела ему в глаза. — Это невозможно, Матвей. Мне хочется исчезнуть.

Последние сказанные ей слова вызвали отклик в памяти Матвея неприятное воспоминание. Это было два года назад. Он возвращался после случившейся в Ванкувере трагедии обратно на Восток. Уже завтра судно достигнет экваториального пояса, придется прятаться от летунов, но…

Ночью он решает выйти на палубу. Вокруг ни души, все мирно спят, и только плеск воды нарушает безмолвную тишину.

В ту минуту его не покидала такая же мысль, которую прямо сейчас изъедала изнутри его названую сестру. Он хотел провалиться, исчезнуть, избавить этот мир от себя. И все, что для этого требуется — просто перелезть через фальшборт и прыгнуть.

Ноги сами повели его к ограждению. Руки коснулись ледяных прутьев из стали. Он перекинул ногу и встал на краю, готовясь спрыгнуть.

Перед взором, подобно жуткому видению, лицо матери Паши. Ей только предстоит узнать о случившейся трагедии.

Матвей ослабляет хватку, тело начинает клонить вниз, но неожиданно он вспоминает Арину. Ее милую улыбку, ее пятнышки сажи после очередной работы в мастерской. В конце концов, он вспоминает обещание, данное ее отцу Курту Крюгеру:

«Ты проследи, чтобы Арина в неприятности всякие не лезла, а то ты ведь её знаешь…»

И эта клятва умирающему дает ему сил отказаться от посетившей его затем и вернуться в койку.

Вернуться так, будто ничего и не произошло.

— Не говори так. —