Мама!!! - Анастасия Миронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тетя Оля дернула шапку назад. Саша про себя взвизгнула – так ведь удавит Аньку резинкой. Но тетя Оля сама поняла, что шапка привязана. Она несколько раз подергала ее в разные стороны и наконец одним движением стащила вперед – шапка упала Аньке на грудь. Анька, обрадованная, закрутила головой в поисках своей спасительницы:
– Спасибо, – крикнула она куда-то назад, но следующая волна уже понесла тетю Олю к молочному отделу.
Саша немного потолкалась локтями, чтобы отбить хоть чуточку пространства, развернуться и проверить, где Светка, потому что перестала чувствовать ее спиной.
– Ээээ, не елозь, – крикнул кто-то сзади.
Саша всё же собралась с силами и обернулась – Светки не было, ее оттеснил усатый парень в шинели. Саша стала звать Светку и подбадривать, чтобы та держалась к ним поближе.
– Да держусь я, – еле слышно откликнулась Светка. Во взрослой жизни она явно разочаровалась.
Еще несколькими волнами их отнесло к первой кассе, самой ближней к хлебному отделу. Значит, скоро. Саша обрадовалась. Хотела подмигнуть Аньке, но тут толпа ее развернула, и теперь та оказалась рюкзаком к Саше. А где Анькина сменка? Саша ведь только что положила пакет на пол, когда высматривала кассу. Надо подобрать. Она нащупала его ногами. Попыталась наклониться – не получается. Поддела пакет носком и уже почти подцепила, но тут навалилась толпа, и Саша его выпустила. К счастью, он покатился вместе со всеми и опять оказался у нее под ногами. Саша, уже взмокнув, наконец крепко его схватила.
– Кончается! Хлеб кончается! – завопила где-то возле прилавка женщина. Тут же люди сзади стали напирать на них.
– Давят! Давят же! – заверещала женский голос.
– Вы че творите, сдохнем тут все, – зычно крикнул мужчина со стороны входа.
– Если немедленно не успокоитесь, отпускать больше не буду! – заорала продавщица и, судя по звукам, стала ворочать огромные железные тележки, на которых, поддон на поддоне, вывозили хлеб. Когда очередь опасно напирала, продавщицы выстраивали баррикады из этих тележек.
– Я кому сказала, хлеб больше не отпускаю? – раздался визгливый голос продавщицы прямо над Сашиной головой – значит, они вплотную подошли к прилавку, даже продавцы испугались. Это опасно – в прилавок могут впечатать. Один раз она попала в такую давку, и ее сильно ударило о прилавок – как раз по зубам. Притом что она была с мамой.
– Аня! Аня! – закричала она, поняв, что Аньку куда-то отнесло, и теперь вместо нее перед Сашей торчал чей-то пузатый живот в синем ватнике.
Анька не отвечала. Светки тоже не было. Осмотреться уже не получалось – толпа напирала, Саша почувствовала, что как-то странно опускается всё ниже и ниже. Вот ей уже нечем дышать. Она не падает, а оседает вниз, потому что даже упасть негде. Она, скорее, складывалась. Еще мгновение – и она уже на корточках. Ноги ее больше не касаются пола, Сашу, ужавшуюся до формы шара, подхватила и понесла толпа. Она страшно закричала, но шум в магазине стоял такой, что саму себя не было слышно. Если она сейчас не выпрямится, ее затопчут. Или она еще раньше задохнется. Саша попыталась встать на ноги и поднять голову повыше – ничего не получалось. Нащупать пол она не могла, а сверху ее по голове хлопали чьи-то руки, сумки, зады, один раз в лицо ощутимо пнули коленом.
Она собралась, вдохнула глубоко, уверенная в том, что другой, даже самой тонкой струйки воздуха, уже не будет, – и во весь голос закричала: «Ааааааааа!» Над головой зашумели.
– Давят ребенка! Внизу ребенок! – вскрикнула женщина, тоже, видимо, из последних сил.
Толпа сильно качнулась. Саша крикнула еще раз.
– Тут! Тут ребенок! – раздался прямо над ее головой мужской голос.
В это же мгновение люди немного расступились, и Саша шлепнулась на пол. Людская масса по-прежнему гудела и топала сотнями ног, но Саша лежала навытяжку – толпа теперь ее обтекала. Под Сашей было ровно столько места, сколько нужно, чтобы компактно уместить ее маленькое тельце в куртке, шапке и теплых сапогах. Аньки и Светки рядом не было. Надо бы их найти, но Саша боялась, что если она встанет, толпа снова ее облепит.
– А-а-а-а! А-а-а-а! А-а-а-а-а-ня! – закричала она, озираясь в поисках ответа.
Вдруг кто-то потянул Сашу за шиворот, как котенка, и куда-то потащил.
– Пустите с ребенком! Ребенка затоптали! – кричал над ней мужской голос.
Да это же дядя Толя! Тети Олин муж, Танькин папа! Он уже подхватил ее и поднял над головой. Так грузчики заносили иногда в магазин на поддонах хлеб: если люди выстраивались у служебного входа и не давали пройти, грузчики несли лотки над головами. Сейчас ее так же выносил дядя Толя. Саша приподняла голову и посмотрела по сторонам: кругом давились и орали люди. Возле мясного отдела тоже кто-то лежал, и там толпа расступилась, одна женщина причитала, склонившись над лежащим на полу. Дядя Толя разгонял людей криком и медленно продвигался к выходу. Саша успела разглядеть: под вывеской «Мясо, колбасы» лежала Светка в знакомой оранжевой шапке из ангорки. Саша заерзала у дяди Толи на руках и стала кричать про Светку. Но ее никто не слышал, пока они не выбрались на улицу и не пролезли сквозь толпу снаружи, которая еще не знала о давке. Наконец дядя Толя поставил ее на землю. Поправил шапку, отряхнул куртку.
– Ты как? – спросил он Сашу, показывая на правый бок – куртка у нее была разорвана от рукава и до подола. Дядя Толя запахнул две полы, вытащил из кармана веревку и перевязал куртку, будто поясом.
– Там тетя Оля! И Света! Света Пащенко лежит возле «Мяса». И Аня Вторушина где-то.
Дядя Толя бросил большой армейский рюкзак, с которым всегда ходил в магазин, и побежал снова в толпу, но вернулся спросить:
– А Танька там?
– Нет, тетя Оля без Таньки шла. Мы вместе пришли.
Дядя Толя снова побежал в толпу. Слышно было, как он кричит: «Да кончился уже хлеб! Там дети остались и жена у меня! Пусти, говорю… Я кому сказал?.. Это я тебя сейчас отсюда выкину!» В тамбуре он остановился – Саша видела верх его шапки, за которую ухватились чьи-то руки и стали выволакивать дядю Толю на крыльцо. Из тамбура доносилось: «Куда прешь без очереди! Да я под Новгородом немцев бил!» Дядя Толя, было видно, отмахивался: «Да я сам немец! Пусти, говорю, жена у меня там». «Держи его, Егорыч, я этому