Невеста - Павел Астахов

— Я надеюсь, письмо дойдет до меня?

— Конечно, Артемий Андреевич! — торопливо проговорил полковник. — И передавайте привет Евгению.

— До свидания. Еще раз спасибо за помощь.

Павлов нащупал в кармане флешку. Вчера он прослушал ее дважды, и его последние сомнения развеялись.

Внезапно кто-то тронул его за плечо, и адвокат молниеносно развернулся, заставив отпрянуть того, кто это сделал.

— Доброе утро, батюшка, — небрежно поздоровался Артем, словно не удивленный появлением настоятеля. Впрочем, меньше всего сейчас батюшка, в миру Мысков Алексей, напоминал настоятеля храма. Бежевый костюм измят, под глазами набрякшие мешки, борода растрепана, и стоит по стойке «смирно», будто мысленно приказывает держать себя в руках, хотя все другие признаки говорили об обратном — отец Алексей находился на грани нервного срыва.

— Здравствуйте.

— Я ждал, что вы дадите о себе знать, — просто сказал Артем.

Качнувшись, отец Алексей сделал шаг вперед и заговорил жарким шепотом:

— Я ни в чем не виноват. Не ждал, что придется ворошить былое и тысячу раз раскаянное. Впрочем, не своей волею я на той дороге был, так что со стороны закона…

— Я разве сказал, что в чем-то вас подозреваю? — удивился Павлов.

— Бросьте, я же видел по вашим глазам… И потом, этот Артур…

— Если вы хотите что-то сказать, то поторопитесь, отец Алексей. У меня скоро рейс.

— Я хотел сказать… сказать, что у меня не было другого выбора.

— Знаю. Это все Бугров, да? Это ведь он заплатил за ваше освобождение, Алексей Мысков? — четко, по слогам проговорил адвокат, и в глазах настоятеля заметались панические нотки. — Конечно, нет ничего хуже, когда вами манипулируют, — добавил Артем. — Поверьте, я знаю, что это такое.

— Значит, вам все известно. Но прошу, поверьте. У меня было два выхода: или платить долг Бугрову, или выполнять его требования, — горестно вздохнул Мысков. — Денег у меня не было, и пришлось пойти на его условия. А он обещал, что этой операцией я погашу свой долг перед ним.

— Кто бил Артура?

— Я, — хрипло ответил настоятель. — Но я не рассчитал силу. Никто не мог предположить, что кто-то поедет в это время к даче Кнута…

— Семья Кнута была ликвидирована вашими силами?

Мысков кивнул. Вид у него был жалкий.

— Кто еще вам помогал?

— Я плохо его знаю, но Бугров называл его Сержантом.

— А кто командовал парадом? Бугров?

Снова кивок.

— Вы знали Кристину?

Плечи отца Алексея вдруг обвисли, он сгорбился и сразу стал похож на семидесятилетнего старика.

— Нет, — прошелестел настоятель. — Кристины я не знал.

— Вы лжете. Простите, но это так. И вы это знаете, — холодно произнес Павлов, чуть помедлил и прибавил: — Я рад, что у вас проснулась совесть. Жаль только, что вы не до конца откровенны со мной. Думаю, вы в достаточной степени сами наказали себя за то, в чем участвовали.

— Я не трогал женщин и мальчика, — прохрипел Мысков. — И одна девочка выжила! Это я спрятал ее в конуру — иначе убили бы и ее! Вы не представляете, сколько я простоял на коленях, вымаливая у Бога прощение за этот грех!..

— Если у вас есть сердце, хотя бы помогите Артуру, — сказал Артем. — Думаю, финансовые возможности у вашей церкви для этого имеются. Прощайте.

— Постойте! — крикнул Мысков.

— Говорите быстрее, — поторопил его Павлов, с неудовольствием отмечая, что на них уже обращают внимание.

— Просто скажите. Кто она вам? — задыхаясь, спросил настоятель. — Я про женщину с вашей фотографии…

— Это имеет значение? Я защищаю ее интересы, — резко ответил сбитый с толку Павлов.

— И только?

— Если я скажу, что она моя любовница, это изменит ситуацию?

— Как знать… Я думаю, что она для вас больше чем любовница, — вдруг сказал Мысков и тяжело вздохнул. — За ней ухаживал Бугров. Но… да, вы правы, я знал Кристину. Более того, я испытывал к ней чувства, но Бугров не давал мне никакого шанса. Что с ней?

— Она под стражей.

И без того напряженное лицо настоятеля исказилось в судорожной гримасе.

— Я могу чем-то помочь?

Павлов пристально посмотрел на Мыскова.

— Можете. Если у вас хватит смелости приехать в Москву и все подробно мне рассказать. Я бы остался сам, но у меня через два дня суд, и просто нет времени. Ну, так как? Я оплачу ваши расходы. Думаю, с вашей церковью за пару дней ничего не случится.

— Я приеду, — сдавленным голосом выговорил настоятель. — Ничего оплачивать не нужно. Идите, а то опоздаете на самолет. Я позвоню и сообщу номер рейса.

С этими словами он, сгорбившись, побрел к выходу, впервые за последние годы думая о том, что еще никогда в жизни его так настойчиво не посещали мысли о своей ненужности и бессмысленности существования.

Столица оглушала своей суетой, своим сумасшедшим ритмом жизни, она напоминала изумленному Фролу гигантский муравейник, в котором волею судьбы он оказался. В какой-то момент к бывшему уголовнику даже закралась мысль, хватит ли у него сил исполнить задуманное, но он быстро подавил в себе всякие сомнения. У него есть цель, и нужно думать только о ней.

Пока шел перелет, он, размышляя, пришел к выводу, что, как ни крути, другого выбора у него нет. На воле он никто, какой-либо специальности у него нет и не будет. Да и братва сейчас другая. «Мажоры» гребаные, никогда пороха не нюхавшие. Разъезжают на «меринах», в «рыжье» с ног до головы, да с мусорами и прокурорскими фраерами в банях парятся, откаты и доли в бизнесе обсуждают, а воровские титулы, за которые в свое время «правильный» вор должен был пройти мыслимые и немыслимые преграды и доказать на деле свою причастность к высшей воровской касте, запросто покупались, и что самое поганое, никто даже не скрывал этого. Все в этом мире покупается и продается.

Он был вынужден признать, что время «правильных» пацанов медленно, но неуклонно уходило, и уходило окончательно. И Фрол чувствовал себя неким вымирающим видом, эдаким динозавром, анахронизмом.

Но он будет сукой, если не сдержит слово, данное на сходке уважаемых авторитетов.

Его встретил Агат, правая рука солнцевской группировки, один из ветеранов воровской династии еще далеких советских времен. На высохшем от частых ходок и болезней теле мешковато болталась клетчатая ковбойка, глаза закрывали большие очки-хамелеоны. Шею вора пересекал уродливый шрам, из-за которого Агат говорил только шепотом.

— «Хвоста» нет? — сразу деловито поинтересовался он.

— Вроде нет.

— Тогда за мной.