Эффект предвидения - Надежда и Николай Зорины

«Вы помните моего мужа?» – сумасшедший ангел спросил его тогда. Как же, как же! Помнит он его, очень даже хорошо помнит. Темно-серый итальянский костюм, на штуку баксов, не меньше, тянущий, очки в ненавязчивой оправе, баксов так за пятьсот, туфли – один обувной крем к таким стоит, пожалуй, подороже его собственной, булатовичевской, обувки, и отвратительно вежливое противостояние криминалу. Все это вкупе взятое активно не понравилось ему с первого взгляда, раздраженного завистью взгляда.

Зависть и раздражение. Да, наверное, так вернее всего определялось его отношение к Соболеву. Впрочем, дело не в костюме, костюм что, на костюм плюньте. Раздражала и вызывала зависть уверенность Кирилла Соболева, что он, гений журналистики, в отличие от многих и многих двуногих бестолочей и недоумков, как то, например, Алексей Федорович Булатович, действительно занят архиважным делом. Уверенность в том, что люди, прочитавшие его, Соболева, статьи, вдруг возьмут и передумают друг друга резать, насиловать, грабить, схватятся за руки и зарыдают во всеобщем экстазе любви, и наступит тогда царство божие на земле.

Черта с два! Хрен оно наступит! Хоть тысяча писак разобьются в лепешку. Как резали люди друг друга, так и будут резать. Потребность у них такая, душевная. Гораздо большая, чем читать какие-то там статейки, умиляться и плакать, раскаявшись. Душить их надо, тех, кто душит других, вот что, а не сопли-вопли на бумаге разводить. Бумагу – под протоколы допросов, всех писак – к станкам и комбайнам – вот какие слова должны быть лозунгом государства, мечтающего стать когда-нибудь правовым.

Н-да… Но писал Соболев действительно здорово. А эта статья «Превращение в зверя»… У него у самого мороз по коже пробегал, когда он читал ее. Это раздражало ужасно. Ведь он вел это дело, он, Булатович, выехал тогда на место трагедии и видел и истерзанный труп женщины, и напуганных до полусмерти детишек, и отчаянно-безумные глаза убийцы. И никакой трагедии не ощутил. Бытовуха, дело житейское. Муж забил жену. Господи! Да это же просто рутина. А тут вдруг – бац, «Превращение в зверя».

Как же, как же! Помнит он этого Кирилла Соболева, еще бы не помнить. Помнит и не может простить… Ну да, за эту самую статью и не может простить, за то, что она его так поразила, по голове обухом долбанула, но все равно ничего изменить не смогла. Ни в его, ментовской, жизни, ни в жизни этих несчастных членов общества, душегубов и насильников.

Вот и убийство в квартире этого самого Соболева тому яркий пример. Очередной душегуб нашел свою очередную жертву.

Эх, если бы так. Но в том-то и дело, что не очередной и не очередную! А… а черт знает, кто и что нашел.

Тухлое дело! В квартире самого популярного журналиста в городе, редактора самой популярной газеты в области происходит абсолютно необъяснимое убийство.

Алексей бросил тоскливый взгляд на пепельницу: окурков целых пять – утренняя сигарета несколько затянулась, потом на будильник: без двадцати десять – работа в положении лежа – мыслительные упражнения – затянулась не меньше.

Все. Хватит. Встали и пошли, Алексей Федорович. А потом кофе литрами вперемежку с «Орбитом» – освежающей мятой, чтоб освежить пивное благоухание и не портить экологию.

Может, ванной обойтись и еще немного подумать?

Нет, душ, только душ: горячая – холодная, холодная – горячая, прочь похмелье, прочь праздные мысли.

Ну вот и все. Душа воскресла и почти не болит. Кофе прочистит похмельные мозги, «Орбит»… Вот как раз «Орбита», оказывается, нет. Ладно, неважно, не в свежем дыхании счастье. Главное – тело посвежело и голова.

А вот и первая трезвая мысль появилась: позвонить Димычу. Может, его подчиненный, в отличие от него самого, с самого раннего утра бодр и свеж, роет землю копытами и нарыл уже не одну тройку важных улик, понаделал с пяток ценных умозаключений и между тем, как другие валялись в постели, раскрыл это чертово убийство. Или если не раскрыл, то уже хоть что-нибудь выяснил.

Трубку долго не брали. На пятнадцатом гудке юный заспанный женский голос протянул: «Пронто». Голос сей явно не принадлежал 25-летнему оперу Дмитрию Замятину, а жены, насколько знал Алексей, у него не было, и это означало… Означать это могло только одно: обалдуй Димыч ровным счетом ничего не нарыл, не приблизился ни на шаг к раскрытию преступления и вообще о прямых своих обязанностях забыл. Подлец и паскудник! Мало того что начальство на пиво подбил, так еще и всю ночь провел в грехе и блуде, вместо того чтобы отсыпаться и набираться сил.

– Дмитрия Викторовича, пожалуйста. – Булатович постарался, чтобы пропитый-прокуренный голос прозвучал максимально значимо и официально: дрожите, трепещите, немедленно трезвейте и срочно вытягивайтесь по струнке.

– Зачем это? – Голос и не думал трепетать и по струнке вытягиваться. – Звонят ни свет ни заря-я, – подвыл голосок в зевоте. – Суббота…

– Девушка, позовите Дмитрия, это с работы. – Алексей решил проявить твердость и настойчивость.

– Позвать-то я позову, если вам так приспичило, но вот дозовусь ли… – Голос ушел из трубки.

Ждать пришлось долго. Булатович выбил из пачки очередную сигарету и закурил. Наконец в трубке послышалось шебуршание, и голос, не менее пропитый-прокуренный, чем у него, возвестил:

– Замятин слушает. – И хоть от него за версту разило пивным, голос изо всех сил постарался уверить, что, мол, все под контролем, не стоит волноваться, господа, я здесь, я к вашим услугам, я готов прийти на помощь, готов броситься на амбразуру грудью, готов, наконец, задрав штаны, в субботу бежать на работу.

– Дим, только не начинай мне вкручивать, что ты только что с бодрящей физкультпробежки по дистанции опроса свидетелей. Ты же, когда я позвонил, дрых как суслик. Скажешь, нет?

– Никак нет! – отрапортовала трубка. – Не спал, Алексей Федорович. Мы ж тоже не без понятия. Душ принимал. Для того чтобы…

– Для чего понятно, можешь не продолжать. Ладно, оставим. Ты вот что, взбадривайся давай поскорее, забрать фотографии убитой надо, к одиннадцати обещали сделать, и дуй на телевидение.

– Фотографии? Это вчерашней бабки?

– Дедки! А кого же еще? Личность-то ее как прикажешь устанавливать? Никто из вчерашних опрошенных ее раньше и в глаза не видел, знать о ней ничего не знает, документов при ней, как ты помнишь, никаких.

– Ну не кипятись, не кипятись, Федорович, все будет сделано.

– Да, еще пробей-ка этих деятелей, строителей, и Кирилла Соболева, относительно…

– Строителей ясно, а Соболева-то что пробивать? Его каждая собака знает: журналист, газета «Криминальный город».

– Это ясно. Ты другое пробей: зачем он в Америку улетел, на какую такую конференцию, каким рейсом, по чьему приглашению? Ну и еще собери побольше неофициальной информации на газету: кто крышует, на чьи деньги открылась в свое время, кто из политических папиков прикармливает и все в таком роде. У тебя же какие-то концы были среди газетчиков. А часиков в шесть пересечемся. Например, ты бы мог…