Путь Волка - Эрик Найт

— Многое из этого хлам, но все вместе помогает разобраться, — важно начал толстяк.

Что-то шевельнулось в тени, пластинчатая кожа, нечеловеческие глаза, смотрящие на них с морды горгульи. Валентайн дернулся и потянулся к отсутствующему оружию.

О’Коннор положил ладонь на его плечо.

— Спокойно, Валентайн. Это Гришнак. Как видишь, он грог. Его нашли после сражения, был очень тяжело ранен. Мы его зашили, кормили. Он вроде нашего талисмана. Он терпит все наши маленькие эксперименты, правда, Гриш? — спросил он, нежно пихнув существо.

Грог наклонил голову, прикрыв глаза.

— Он говорит? — спросил Валентайн, погладив твердую, как рог, кожу.

— Обходится парой осмысленных ворчаний. Он вроде поджигателя — с ним нельзя оставить спички или фонарь. Обожает смотреть, как что-нибудь горит. Насколько мы знаем, им всем нравится. Питается объедками. Думает, что кукурузные кочерыжки — это деликатес. И картофельные очистки тоже любит. Хочешь медовухи, Гриш?

Валентайн смотрел на полдюжины плохо залеченных пулевых ранений на ноге существа и внизу его живота. Длинный ножевой шрам тянулся через плечо к груди. Грог высунул язык.

— Гриш любит медовуху. Давай присядем.

Валентайн прислушивался к легким шорохам пустого здания.

— В институте есть кто-нибудь еще, кроме вас?

Ящик, полный льда, стоял рядом с раковиной, а карточный столик — под явно недостаточно яркой лампой. На полках было несколько тарелок и чашек.

О’Коннор вытащил три бутылки из поцарапанного пластикового ящика, стоящего на леднике.

— Есть еще один товарищ вроде меня, исследователь, у него рабочие часы еще страннее. Еще есть пара желающих стать студентами, но им надо зарабатывать на жизнь, так что они целыми днями работают.

Грог вытянул обе руки за сладким напитком и побрел в темноту со своей чашкой.

— Ну и хорошо. Он свинячит, когда из чашки пьет.

Я думаю, Гришнак довольно глуп, даже для грога.

У них есть язык, хотя и нет письменности. Они посылают нечто вроде рунических камней в полых костях, когда надо общаться на расстоянии. А бусинки в их волосах — что-то типа военного украшения. Или семейные талисманы. Но вернемся к институту. Наш старший сейчас рядом с Домом в Горе. Не знаю, слышал ли ты, но пять или шесть Жнецов бегают на свободе на севере, почти рядом со Свободной Территорией, и это, вообще-то, проблема. Они передвигаются быстрее, чем слухи о них, и каждый раз, когда кажется, что их загнали в угол, они исчезают. Да и погода там, на севере, плохая. Это еще больше все осложняет.

Он торжественно открыл свою тетрадь и лизнул кончик карандаша.

— О’кей, Валентайн, я тебя слушаю.

Валентайн рассказал о том, что произошло при переправе через Миссисипи, во второй раз за два дня.

О’Коннор записывал.

— А ты можешь сравнить это ощущение с чем-нибудь, что слышал, видел или чувствовал прежде?

— Я думаю, это можно сравнить с… дайте подумать… ощущение, как когда ты рядом с окном очень холодной зимой. Как будто из твоего тела вытягивают тепло. Или с тем, что я чувствовал однажды, пройдя под линией высоковольтных передач в темноте. Я знал, надо мной было нечто, но не мог сказать что. Как можно описать ощущение тому, кто этого никогда не испытывал?

— Я не смог бы. Ты чувствовал запах Жнеца? С тех пор как стал Волком?

Валентайн кивнул, наслаждаясь легкой сладостью напитка.

— Да, очень близко. Эвереди провел нам импровизированное вскрытие одного из них, до того как мы вышли из Язу. Он вонял, как куча требухи.

О’Коннор на минуту задумался. Он откинулся на стальном стуле, который скрипнул под его весом.

— Была пара случаев, как у тебя. Не только с Волками. Есть люди, чувствующие капюшонников. Многие животные их чуют. Мы думаем, это из-за запаха, но мы видели слишком много странного за последние сорок лет, чтобы игнорировать что бы то ни было, даже экстрасенсорные способности. Если это будет повторяться, постарайся определить, на каком расстоянии ты его чуешь. Есть ли разница, когда их несколько? Можешь ли ты отличить одного от другого? Ну и все такое.

— А они нас отличают друг от друга по нашей ауре?

— Ткачи жизни говорят, что нет, если только они не совсем близко и аура хорошо читается. Ведь она разная в зависимости от настроения, от того, голоден человек или сыт, от всего такого. Конечно, вы, Волки, можете ее маскировать. Но самое главное, кажется, расстояние. Например, ты издалека можешь разглядеть какое-то движение, ближе отличить мужчину от женщины, а еще ближе — узнать человека. Конечно, помогает, если ты его уже встречал пару раз. Но, возвращаясь к твоему вопросу. Я думаю, при определенных обстоятельствах они могут нас различать. Были случаи, когда Жнецы преследовали определенного человека. Не знаю, брехня ли это, но у нас был рапорт из Новой Мексики о том, как капюшонники собирались со всей округи, чтобы охотиться на одного Волка. Его группа рассредоточилась, но они все пошли за ним. Конечно, в пустыне легче читать ауру, там меньше мешают растения и животные, и Жнецы, возможно, просто шли по самому лучшему следу. И тем не менее, кажется, что есть связь между такой массовой атакой и тем обстоятельством, что этот Волк прежде причинил им немало вреда.

— Кстати, — сказал Валентайн, вспомнив, — там был странный рисунок на лодке. Вроде изогнутой буквы «Х».

— Хорошо, что ты заметил. Можешь нарисовать?

Валентайн взял карандаш и под заметками исследователя нарисовал свастику.

— Ты уверен, что она именно так повернута? Не так? — он нарисовал свастику Третьего рейха.

— Нет, наоборот. Это важно? — спросил Валентайн.

— Трудно сказать. Она появлялась в последнее время, так что я кое-что проверил. Этот символ можно найти на храмах в Азии, на буддистских артефактах и тут среди наскальных рисунков американских индейцев в пещерах. Она есть на руинах Трои, на египетских стенах, даже в Китае. Я вот что скажу: кто бы ни использовал ее в доисторические времена, они точно немало путешествовали.

Арканзас, весна сорок второго года правления куриан

Валентайн провел зимние месяцы, прилежно подтягивая знания, чтобы соответствовать своему званию лейтенанта. Изучая в классе линии обороны и маневры перед лицом врага, он узнал, как тяжело бывает в походе с обозами и вьючными животными. Днем он лестью выманивал шесть пуль различных калибров в арсенале для занятий по баллистике, а ночью делал письменный подробный разбор битвы при Клозвице. Проведя утро в спорах с весьма требовательными женами Волков, живущими в лагере, по поводу качества муки, он наспех дописывал работу по аргументации объективной реальности, в защиту Сократа от Протагора.

Будучи проницательным наблюдателем и обладая хорошей памятью, Валентайн строил свое поведение по образцу тех офицеров, которых особенно уважал. Он ценил методичность, с которой Ле Авре планировал каждую кампанию. После его указаний любой руководитель группы настолько хорошо знал свою задачу, что капитану на марше приходилось за день отдавать лишь две команды: «Разбить лагерь» на закате и «С лагеря сниматься» на рассвете. Бригада работала как хорошо отлаженный механизм, стоило лишь командиру нажать кнопку «Пуск». Валентайн восхищался ролью лейтенанта Мэллоу в выполнении приказов командира и копировал заинтересованность Бростова в людях, его стремление помочь всем, чем только возможно.