Эреб - Урсула Познански

Постамент водружают на почетном месте на краю арены. Воины Внутреннего Круга усаживаются, и вмиг воцаряется тишина. Слышны только шепот, нетерпеливое шуршание и тихая неотступная музыка, от которой сердце Сария начинает биться сильнее.

Посреди арены, словно из-под земли, вырастает человек. На нем нет никакой одежды, кроме набедренной повязки; его кожа каштанового цвета, как у старика, но тело очень мускулистое. В руке у него длинный посох, которым он дважды быстро стучит по земле, словно придворный церемониймейстер. Все внимание Сария приковано к его длинным, необычайно длинным, заостренным ушам, которые затмят уши любого темного эльфа. Пучки волос, словно клубки серой шерсти, торчат из ушей и над лбом распорядителя; усы стоят торчком. Все это очень странно и неприятно, но неприятнее всего кажутся Сарию белесые глаза, выпученные как шары. Большие белые шары, которые в любую секунду готовы выкатиться из глазниц.

Этими глазами навыкате человек обводит всех собравшихся. Кажется, что от его взгляда все подались назад. Что-то с ним не то. Сарий напряженно всматривается в церемониймейстера и обнаруживает новые несуразности. Ноги! У него человеческие ноги с когтями хищной птицы! Но это еще не все. Отвратительный облик человека-паука, на которого Сарий старается не смотреть, тоже странен, но его тошнотворные подрагивающие ножки, растущие прямо из головы, выглядят вполне естественно, так, словно там им и место. А рослый Пучеглазый, наоборот, кажется чем-то инородным, словно его по недосмотру пропустили в мир Эреба.

Когда распорядитель начинает говорить, в его голосе слышится плеск воды:

— Правила известны. Я выкликаю воинов. Запрещено вызывать противника, который находится на более низком уровне, чем тот, кто его вызвал. Начну я с карликов. Баханиор!

Проходит несколько секунд, прежде чем названный воин выбирается на середину арены. Нигде на его одежде Сарий не может заметить число. Значит, Баханиор находится по меньшей мере на третьем уровне.

— Выбери противника, — требует Пучеглазый.

Теперь Баханиор медлит еще сильнее. Он поворачивается раз, другой, всматривается в толпу темных эльфов.

Если он выберет меня, значит, он тоже находится на третьем уровне, иначе мой уровень будет слишком низким для него, заключает Сарий. Это было бы неплохо. С карликом, который на третьем уровне, он бы мог побиться.

Однако Баханиор поворачивается дальше, застывает перед людьми-кошками, потом — перед вампирами. Церемониймейстер нетерпеливо ударяет посохом по песку:

— Решайся.

Снова проходит несколько секунд. Публика начинает волноваться. Доносятся отдельные громкие выкрики:

— Слабак! Крохуля! Знай Мышесранских!

Сарий благодарит судьбу за то, что не находится сейчас на месте Баханиора.

— Я вызываю Блэкспелла, — решается наконец карлик.

По тому, в каком быстром темпе Блэкспелл вырывается из рядов вампиров и замирает напротив Баханиора, Сарий догадывается, что карлик поставил не на ту карту. Вероятно, вампир как минимум на два или три уровня выше соперника и уже радуется тому, что вот-вот порубит Баханиора на куски. Сарий мельком припоминает то, что ему когда-то сказал Вестник: однажды Блэкспелл был побежден Дриззелом и лишился сразу трех уровней. Впрочем, он наверняка уже наверстал тогда упущенное. Но в любом случае Дриззел, должно быть, ужасно сильный вампир. Сарий его ни в коем случае не вызовет.

Блэкспелл вынимает меч, и зависть охватывает Сария, потому что меч — тот самый, словно отлитый из красного стекла. Баханиор же держится так, словно больше всего на свете хочет отчаянными прыжками, перескакивая через зрительские ряды, умчаться прочь. Его меч рядом с оружием его противника напоминает скорее нож для масла.

— За что вы собираетесь сражаться?

Баханиор нерешительно переминается с ноги на ногу.

— Если я одержу победу, я хочу получить от Блэкспелла один уровень и… двадцать золотых.

— Слишком мало, — возражает вампир. — Два уровня и тридцать золотых.

Баханиор молчит. Судя по его виду, он уже устал раскаиваться в том, кого выбрал в противники.

— Ты согласен? — интересуется церемониймейстер.

— У меня только двадцать пять золотых, — признается Баханиор.

На этом они и сходятся — два уровня и двадцать пять золотых. Сарий убежден, что это больше, чем Баханиор может себе позволить.

— Бой! — кричит Пучеглазый.

Баханиор тотчас делает три шага назад. Блэкспелл наступает, небрежно отвернув в сторону щит, словно намеренно заманивает карлика, побуждая того броситься в атаку.

Тук-тук-тук! Это оттуда, из реального мира.

— Ник?

Дрянь, не сейчас! О, пожалуйста, нет!

Не снимая с головы наушников, Ник вскочил со стула и через плечо увидел, как поворачивается дверная ручка. Отец. Ну почему, почему его не могут оставить в покое?

Ник попытался загородить экран, одновременно понимая, как смешно это выглядит. По внезапному наитию он выключил монитор и раскрыл учебник по химии, все равно на какой странице. В ушах раздался звон мечей.

— Мы с матерью хотели сходить в кино после обеда. Я как раз успеваю после сеанса на ночную смену. Пойдешь с нами? Мы так давно уже вместе никуда не ходили.

Сквозь наушники долетел чей-то стон, исполненный боли. Это Баханиор, гарантированно. Затем послышались шипение и удар.

— Эй, я задал тебе вопрос! Будь добр, сними эти штуки с ушей, или думаешь, что я куплюсь и поверю, что ты занимаешься, когда у тебя вовсю грохочет музыка! — Отцовское лицо стало наливаться краской.

Проклятье, проклятье, проклятье. Ник снял наушники.

— Так-то лучше. В кино идешь или нет?

— Вряд ли, пап. Лучше мне еще позаниматься, все оказалось труднее, чем я думал.

Уильям Данмор недоверчиво покачал головой:

— И ты не можешь прерваться даже на пару часов? Ты б хоть спросил, какой фильм мы собираемся смотреть.

Сражение, вероятно, уже закончилось. Блэкспелл наверняка выиграл, но разве Ник мог быть в этом уверен? А что, если этот рослый пучеглазый распорядитель вызвал сейчас именно Сария и надо выбирать соперника, а он неподвижно стоит среди толпы? Что тогда произойдет? В эту минуту Нику больше всего хотелось бы зафутболить отца на Луну.

— Все равно какой, пап. Я останусь дома, ты не против?

Недоверчивый взгляд отца скользит по письменному столу, компьютеру, книге.

— Наверное, уже чувствуешь себя взрослым, раз не хочешь с родителями в кино сходить?

А нам с матерью остается лишь платить за все, раскошеливаться, раскошеливаться и раскошеливаться и никогда не получать ничего взамен. Эта фраза наверняка прозвучит следующей. Иногда на папашу накатывало такое настроение, но почему сегодня, почему именно сегодня?