Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау - Джуно Диас

Все это чистая правда, ребята. Непостижимой мощью молитвы Ла Инка спасла свою девочку, наложив самую суперскую сафу на семейный фуку́ Кабралей (но какую цену она за это заплатила?). Любой в квартале скажет вам: вскоре после того, как девочка улизнула из страны, Ла Инка начала уменьшаться, словно Галадриэль после искушения Кольцом,[63]– печалясь из-за глупостей, понаделанных девочкой, скажут некоторые, зато другие увидят причину в той ночи геркулесовой молитвы. Кому бы вы ни поверили, факт налицо: почти сразу после отъезда Бели́ волосы Ла Инки побелели как снег, и, когда Лола жила у нее, в Ла Инке уже не было великой силы. Да, она спасла от гибели свою девочку, а дальше что? Бели́ по-прежнему грозила опасность. В конце «Возвращения короля» могучий ветер подхватил зло, совершенное Сауроном, и аккуратно развеял его без каких-либо серьезных последствий для наших героев,[64]но власть Трухильо была слишком крепкой, а радиация слишком токсичной, чтобы избавиться от ее наследия так быстро и просто. Даже после его смерти зло чернело над страной. Не прошло и нескольких часов с того момента, как Скотокрадово Семя отплясал свое под градом пуль, а его подручных обуяло форменное бешенство и они бросились исполнять его последнюю волю, мстя всем и вся. Великая тьма опустилась на Остров, и в третий раз после возвышения Фиделя сын Трухильо, Рамфис, устроил облаву на свой народ, множество людей было принесено в жертву самыми глумливыми способами, какие только можно измыслить, – оргия террора, когда похоронные принадлежности передаются от отца к сыну. Даже такая стойкая женщина, как Ла Инка, которая с помощью эльфийского кольца своей воли выковала в Бани́ свой личный Лотлориен, понимала, что не сумеет защитить нашу девочку от прямой атаки злобного Всевидящего Ока. Что может помешать убийцам вернуться, чтобы докончить начатое? В конце концов, они убили известных всему миру сестер Мирабаль,[65]женщин с именем, а уж отправить на тот свет бедную темнокожую сироту им никто не запретит. Опасность Ла Инка чувствовала кожей, нутром. И наверное, сказалось напряжение ее последней молитвы, но каждый раз, когда Ла Инка смотрела на девочку, она могла бы поклясться, что за спиной Бели́ маячит некая тень, мгновенно исчезающая, стоит пристальнее приглядеться. Черная страшная тень, и у Ла Инки сжималось сердце. И похоже, эта тень сгущалась.

Надо было что-то делать, поэтому, не оправившись толком от роли Пресвятой Девы, Ла Инка воззвала к предкам и Иисусу Христу, прося о помощи. Она опять молилась. Но вдобавок, чтобы показать безусловность своей веры, она еще и постилась. Словом, изобразила матушку Абигейл (хотя, понятно, и слыхом не слыхивала о Стивене Кинге и его «Противостоянии»).[66]Ничего не ела, кроме одного апельсина в день, ничего не пила, кроме воды. После последних безудержных духовных трат ее сознание штормило. Она не знала, как быть. У нее была душа Мангуста, но ей не хватало опыта в мирских делах. Она спрашивала друзей, и они советовали отправить Бели́ в деревню. Там она будет в безопасности. Она спрашивала священника. Молитесь за нее.

На третий день она получила весть. Ей приснилось, что она и ее покойный муж сидят на пляже, в том месте, где он утонул. Как обычно летом, муж загорел до черноты.

Тебе нужно отправить ее отсюда.

Но они найдут ее и в деревне.

Отправить в Нуэва Йорк. Очень знающие люди сказали, что это единственный вариант. А затем он горделивой походкой направился к воде; она пыталась остановить его. Вернись, прошу тебя, но он шел себе и шел.

Этот совет из иного мира напугал Ла Инку. Ссылка на Север! В Нуэва Йорк, город настолько чужестранный, что самой ей никогда не хватало отваги туда съездить. Девочка там пропадет, а сама Ла Инка не достигнет великой цели залечить раны, нанесенной падением дома Кабралей, и воскресить родовое имя. И кто знает, что может приключиться с девочкой среди этих янки? Штаты представлялись Ла Инке страной, кишащей гангстерами, шлюхами и прочей швалью, – не более, но и не менее. В тамошних городах, забитых автомобилями и заводами, не продохнуть от синбергуэнсериа, бесстыдства, как в Санто-Доминго от жары, – не страна, а чудище несусветное, закованное в железо, изрыгающее дым и пламя, а в его холодных тусклых и бездонных глазах поблескивает ехидное обещание прибыли. Как же Ла Инка боролась с собой долгими ночами! Но на чьей стороне был Иаков, а на чьей Ангел? Да и кто сказал, что трухильянцы задержатся во власти? Уже загробное могущество Скотокрадова Семени убывало, и уже чувствовалось нечто, похожее на свежий ветерок. Ходили слухи, упорные, как клекот птиц, что кубинцы вот-вот высадятся на Острове или что на горизонте видели американскую морскую пехоту. Кто может знать, что принесет завтрашний день? Зачем отсылать прочь обожаемую девочку? Зачем спешить?

На самом деле Ла Инка столкнулась с той же проблемой, что и отец Бели́ шестнадцатью годами ранее, когда дом Кабралей впервые воспротивился воле Трухильо. Вопрос стоял так: действовать или затаиться?

Не в силах сделать выбор, она молилась в надежде, что ей укажут верный путь, – еще три дня без пищи. И неизвестно, чем бы это закончилось, если бы их не навестили Элвисы. Нашей благодетельницы могло не оказаться дома. Но, слава богу, Элвисы застали ее, когда она подметала крыльцо. Ваше имя Майотис Торибио? Их коки напоминали панцири жуков. Африканские мускулы, облаченные в светлую летнюю униформу, а под кителем поскрипывает выпуклая, с масляным блеском, кобура.

– Мы хотим поговорить с вашей дочерью, – рявкнул Элвис Первый.

– Немедленно, – добавил Элвис Второй.

– Пор супуэсто, конечно, – сказала она, а когда снова вышла на крыльцо, но уже с мачете, Элвисы с ржаньем ретировались к машине.

Элвис Первый: мы еще вернемся, старая.

Элвис Второй: и не сомневайся.