Черный меч - Иар Эльтеррус

Взмах – в огромных глазах дракона, хранящих мудрость тысячелетий, на миг отражается непонимание и боль. Лезвие Эстаи легко рассекает непробиваемую броню антрацитовой чешуи, пронзает плоть дракона – единственное оружие, способное причинить ему вред.

Воздушные потоки, поднятые судорожно бьющими в попытках удержаться крыльями, создают бурю, начинают медленно рушиться башни Черного Замка. Еще один удар – и дракон падает, его правое крыло почти отрублено. Из последних сил он пытается увернуться от острого шпиля Замка – но нет, не хватает уже этих сил…

Огромная обсидиановая игла пронзает тело Дракона Предела. Безумный крик – и из огромных мудрых глаз уходит жизнь…

– Будь я проклят… – шепчет безумный Хранитель, возвращаясь к нормальным размерам и опускаясь на землю. Перехватывает рукоять обратным хватом, обращая лезвие к себе, поднимает – и резко вонзает себе в грудь, одновременно с тем нанося по самому себе удар всей мощью Черного Предела, ему доступной.

Эстаи еще пытается мгновенно преобразовать себя, раствориться в плоти Хранителя, не причинить ему вреда – но сам Нииль уже мертв, уже выжег собственное сознание ненавистью к себе.

И последним отголоском безумного крика летит над рушащимся Замком – будь ты проклят, Черный Меч!!!

И последним усилием уже практически мертвый Хранитель вырывает из собственного тела Меч, перехватывает алое от крови лезвие двумя руками и ломает о колено.

Этого не может быть… последняя мысль гаснущего сознания Эстаи.

Он уже не видел и не чувствовал, как черный взрыв накрывает еще недавно прекрасную и цветущую Картаю, как умирают эльфы и люди, как гибнет все то, ради чего жил Нииль…

Все кончено.

Консэ и Марийа сидели на полу, плотно прижавшись друг к другу, их била мелкая дрожь. Медленно, очень медленно отступала боль Дракона Предела, ужас Меча и безумие Хранителя – девушки слишком хорошо прочувствовали их, когда Эстаи развернул перед ними страшную картину гибели Черного Властителя.

– Эстаи, как… как такое могло случиться? – воскликнула Марийа. – Как Хранитель мог сотворить такое с Драконом и тобой? И… неужели я…

«При чем здесь ты? – устало и почти ласково спросил Меч. Ведьма почувствовала, как ее словно обнимает кто-то, невероятно сильный и очень добрый. – В тебе есть частица Духа Предела, а не Нииля. Нииль погиб и погиб навсегда. То, что он совершил, лишило его даже права на перерождение – его несчастная душа теперь вечно будет скитаться где-то в мире теней… А как такое могло случиться, не понимаю даже я.

Консэ… Я не буду просить прощения. Ты достаточно мудра, чтобы не требовать от меня этого, да и понимаешь не хуже меня бессмысленность извинений».

– Черный Властитель погубил мою страну… – медленно проговорила княжна, поднимаясь на ноги. – Но перед тем он спас ее, когда надежды на спасение уже не было. Не стоит пытаться казаться хуже, чем ты есть, Эстаи, и доказывать, что вы спасли Картаю тогда, в самом начале, лишь потому что Картая была нужна вам самим. Я все равно знаю, что это не так. Но прошлое остается прошлому. Теперь иная ситуация, и рассматривать ее надо, не оглядываясь на прошлое. – Консэ подняла голову, и теперь Марийа увидела в этой хрупкой девушке великую правительницу, живое воплощение Истинной крови Перворожденных, повелительницу подводных эльфов. – Консэа’н окажет поддержку Хранительнице Черного Меча и примет сторону Черной Властительницы. Мы помним свою клятву, мы храним свою клятву. Примите мою верность и мою жизнь, Властительница… – Княжна опустилась на одно колено перед Марийей.

Ведьма была настолько ошарашена рассказом Меча и поступком княжны, что растерялась.

«Скажи ей, что принимаешь ее клятву и клянешься в ответ справедливо награждать за верность и справедливо карать за предательство», – подсказал Эстаи.

Запинаясь, Марийа проговорила ответную клятву.

– Консэа’н в вашем распоряжении, Властительница. – Консэ поднялась с колен. В ее глазах горела надежда. – Увы, мы не можем дать вам силу Картаи, но все, что есть – ваше.

Аенгрост, Святая Империя Христесар, южная провинция Клетер. Этьен де Каррадо, граф Нисселет, Носитель Духа Предела. 8-я декада весны, 2904 год Восьмой эпохи

В этот вечер Анжей пришел домой поздно. Стряхнул дождевые капли с плаща, зло сверкнул глазами в сторону Этьена, отказался ужинать и сразу ушел на чердак, где жил с тех пор, как в их маленьком домике поселился граф.

– Что с ним? – тихо поинтересовался Этьен у Кетары. Девушка недоуменно пожала плечами.

– Не знаю… Он хотел сегодня встретиться с Ири, это его возлюбленная, я думала, он придет позже… Может, поссорились? Схожу, спрошу…

– Не надо, – задумчиво проговорил граф, вспомнив взгляд Анжа. – Здесь что-то другое, мне кажется.

– Как скажете, ваша светлость…

– Кет, я же просил – называй меня по имени. «Светлостью» я был на родине, здесь я – никто.

Дальнейший ужин прошел в молчании.

Помыв посуду, Кет ушла спать, а Этьен еще долго сидел за столом, читая книгу, посвященную истории Империи Христесар.

Картина становилась с каждым днем все яснее с одной стороны, и все запутаннее – с другой. Он уже неплохо разбирался в местных обычаях и законах, знал геральдику и родословные наиболее высокопоставленных персон в Совете Империи, был весьма неплохо осведомлен о внешнеполитических делах страны, но этого было мало. Для чего мало? Для того чтобы изменить существующий порядок вещей.

Когда Этьен впервые поделился своей идеей с Кет, девушка долго плакала и пыталась отговорить его от верного самоубийства, но граф был непреклонен.

– Раз уж я совершенно непредставимым образом здесь оказался, значит, это не случайно, я здесь не просто так, а зачем-то. Если Господь сохранил мне жизнь и совершил чудо, вернув молодость, – значит, я должен что-то совершить.

При словах о Господе Кетара посмотрела на него почти со страхом, и следующие два дня Этьен посвятил тому, чтобы объяснить девушке правду про Бога и сына Его.

Как ни странно, Кет поверила сразу. Она вообще отличалась способностью легко верить, а главное – нестерпимым желанием верить. Как этот ангел выживал в Атане – можно было только предполагать. Не зря Анж не разрешал сестре выходить одной в город – он просто боялся, что девушка вступится за кого-нибудь из невинно осужденных и сама попадет на костер.

Бесшумно сыпался песок в часах, отмеряя часы ночи. Сутки здесь были такие же, как и на Земле, но разбиты иначе – два цикла, ночной и дневной, по десять станов. Стан равнялся одному часу и двенадцати минутам, но состоял из шестидесяти минут, только здешние минуты были немного длиннее земных. С этим Этьен разобрался еще в первые дни жизни на Аенгросте.

Тогда же он заметил, что его память во много раз превосходит память его прежнего. Граф мог прочесть книгу всего один раз и запомнить ее наизусть, пройдя однажды по улицам Атана, он запоминал их так, словно всю жизнь по ним ходил. А увидев человека однажды, мельком, мог при необходимости потом узнать его в многотысячной толпе.