Тактильные ощущения - Сергей Слюсаренко

— Ты чего, мужик, — вдруг примирительно заскулил сержант. — Я же только документы проверить.

— А зачем??

Соратники сержанта тем временем стояли, подняв высоко руки.

— Ну как? — в голосе гаишника сквозило искреннее недоумение. — Жить-то нам надо! Мы ж ничего, мы по мирному. Если все в порядке.

Для человека с приставленным к затылку пистолетом он был излишне говорлив.

— Майер, — Виктор позвал меня, — подойди сюда. Он кто, наш?

Виктор очевидно считал, что я могу отличить чужаков по запаху или на ощупь. Хотя, на ощупь, конечно..

— Дай лапу, — обратился я к сержанту, стараясь не упускать из виду тех двоих.

Сержант вяло, как будто напрочь лишенный воли, пожал протянутую мною руку. Нормальное, вялое и влажное от страха рукопожатие.

— Виктор — это просто гайцы, — успокоил я, — деньги стригут.

В общем, в итоге мы помирились.

Я, наверное, ничего не понимаю в этой жизни. Почему умирают мои товарищи, почему страдаю я и мои близкие и вся наша борьба сводится к каким-то никому непонятным действиям. А вот другой — совсем по-другому. И выглядит он неплохо, судя по рекламе по телевидению, и богат, и всемогущ. Вот как загнул: «Марьян Заславский-Нкомо. Нет — вторжению извне! Встреча с соратниками и борцами во Дворце Съездов Компартии». Удивительно было видеть в обычной рекламе то, что так мучило нас последнее время. Надо идти. Тем более — вход свободный.

При входе две немолодые девушки без косметики раздавали буклеты. Буклетик содержал какие-то примитивные рисунки, что-то про бога и душу… Бред какой-то.

Заславский-Нкомо был эскимос. Никто другой не мог обладать таким специфическим лицом, таким, от природы поставленным, театральным басом. Он вылетел на сцену под восторженный вздох зала.

«Братья и сестры! Настало время откровения! Вы видите! Час пробил! Посмотрите вокруг себя, что вы видите?»

— Я вижу идиотов, — Виктор не постеснялся произнести это в полный голос. Правда, эта реплика мигом потонула в едином выдохе зала:

«Что мы видим?»

Создавалось впечатление, что зал был хорошо подготовлен.

«Высыхающие реки, замерзающие навсегда озера, трескающаяся от засухи пустыня — это разве наш мир?»

«Это не наш мир» — складно ответил зал.

«Плачущие африканские вдовы, молящиеся католики и взрывающиеся мусульмане, это наш мир?» — с надрывом продолжил Нкомо.

«Это не наш мир», — ответ зала тоже был надрывен.

«Кто живет в нашем мире?» — воззвал шаман, обращая взор к крыше зала… Ни неба, ни портрета президента, ни какой другой святыни, к которой стоило обращать взор, надо сказать, там не было. К кому бы это он?

«Мы живем в нашем мире!» — уже с визгливыми нотками возвестил зал.

Я с недоумением заметил, что у стоящей справа тетки из глаз катились слезы. О чем они все вообще?

«Где он, человек, который спасет мир от того, что чуждо нам? Где тот человек, который видит мир таким , как он есть? Где тот, кто видит беду? Призовем его!» — наверное, сейчас для Нкомо настал момент ударить в бубен.

Тут вдруг все хлопнулись на колени. Что за ерунда? Куда я попал?

«ТЫ! ТЫ видишь Землю в огне?»

К своему собственному омерзению я понял, что эскимос тычет пальцем в меня! Ну, конечно. Из всего многотысячного зала только я и Виктор не стояли на коленях.

— Это вы мне? — не произнося слов и тыча пальцем в свой живот, вопросил я.

— Ты, именно ты, скажешь нам сегодня, где беда! Иди ко мне, сын мой!

Тоже мне, папаша. Козел луноликий. Ну ладно. Мне интересно, чего он хочет.

— Скажи, брат! — ага уже повысили. — Что тебя мучает? Что грозит нам?

И тут меня почему-то понесло. Выхватив микрофон у шамана, я стал что-то говорить. Что-то очень важное. Не помню что.

«Вот слышите! Вот, что говорит наш брат! Он тоже мучается судьбами Земли! Братья! Помолимся со мной за спасение от чужих! От боли и смерти. Сплотимся в великом порыве вокруг нашей коммуны борьбы с чужими!»

И тому подобная чушь.

Меня отпустили со сцены. Виктор пробормотал хлопая меня по спине: «Классно сказал, мужик».

— О чем?

— Ну, эта…как там…Ой. Не помню. Но бабки, смотри, сдают. — И действительно, к сцене выстроилась очередь…

— Преподобный Нкомо хотел бы с вами поговорить, — нас остановил шкафоподобный охранник на выходе из дворца.

— О чем? — удивился я. — Я вроде всю глупость уже сказал.

— Преподобный просил вас любезно согласиться посетить его после благорастворения.

— Ну, если после растворения, так чего бы и не? — Виктор ткнул меня в спину — мол, не выпендривайся.

Заславский-Нкомо сидел в своей уборной, или гримерной, или как это ещё называется. Он сменил сценический скромный костюм на просторный халат. Халат был черный в желтую полоску. Усыпанный блестками и шитый нитками разных драгоценных металлов.

— Браво, браво! Вы, молодой человек, превосходны! Я предлагаю вам семь процентов. И премиальные.

— А мне? — Виктор вмешался рефлекторно.

— Нет, ваш секретарь — на вашем довольствии… Вассал моего вассала…

— Так, секундочку.., — я ничего не понимал, — о чем вы? Какие проценты и за что?

— Как за что? Вы сегодня раскрутили быдло на денежные взносы! Мне за два года ни разу не удавалось! Только спонсоров и рекламодателей.

— Быдло? — иронично переспросил я.

— Только не говорите, что кто-то еще, кроме маргиналов, ходит на такие действа. Кстати, мы с вами в Ленинском райкоме комсомола, бывшем, не встречались? Лет двадцать назад? Нет? А, мне показалось…

— Скажите, — я хотел задать Нкомо только один вопрос, — «вторжение извне», почему такой безумный тезис?

— А что бы вы хотели? Ватикан и Русская православная церковь получили патент на любые проявления высших сил, вот и пришлось мне перейти на алиенов. С богом теперь напряженка!

Мы ушли. Я чувствовал себя идиотом. Причем, последним… На площади перед дворцом стоял одинокий пожилой человек. Он ждал нас.

— Извините. Я ждал вас. Я понял вас, я понял, о чем вы говорите. Я знаю, Земле ДЕЙСТВИТЕЛЬНО угрожают.

— Почему такая убежденность?

— Вы знаете, может мы присядем где-нибудь? — пожилой поддернул старенький пиджак, все время съезжавший назад.

Мы выбрали одинокую скамейку, непонятно каким образом оказавшуюся среди недружелюбного окружения Дворца Съездов.