Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

тишина», которые если чем и привлекают сейчас внимание, то эффектным пассажем: «Черт возьми! Идет сорок второй год советской власти, а под ногами у нее до сих пор путается всякая нечисть вроде бога!» (Молодая гвардия. 1960. № 3. С. 194)[349].

Быль, правда, молодцу не в укор, тем более что писаться начало уже и другое, с осознанным «деревенским» акцентом: в «Нашем современнике» вышла повесть «Деревня Бердяйка» (1961), стихи были изданы книгой «Деревенька моя лесная» (Вологда, 1961), а проза продолжена сборниками «Знойное лето» (Вологда, 1963), «Речные излуки» (М., 1964).

Б. еще студентом приняли в Союз писателей (1963), о нем заговорили, и новомирская рецензия И. Борисовой «День за днем» (1964. № 6) явилась важным знаком признания. Не хватало лишь прорыва, и он случился в январе 1966 года с появлением повести «Привычное дело» на страницах петрозаводского журнала «Север»[350].

Эту повесть, до того отклоненную «Нашим современником» и вроде бы «Новым миром»[351], многие поныне считают и самым сильным произведением Б., и самым безусловным шедевром объявившей о себе «деревенской прозы». Во всяком случае, журнальная книжка пошла нарасхват[352], опомнившиеся новомирцы даже — в нарушение всех журнальных правил — хотели перепечатать эту повесть у себя[353] и на публикацию откликнулись восторженной статьей Е. Дороша «Иван Африканович» (1966. № 6), а в «Правде» (3 марта 1967 года) появление нового таланта приветствовал Ф. Кузнецов[354].

И это, надо сказать, вносит существенные коррективы в позднейшие слова Б. о том, что на пути к читателям ему будто бы — «под дикий свист вселенской злости» — пришлось прорываться «через еврейские заслоны и комиссарские посты».

Что касается «комиссаров», то напомним, что они никаких особенных препятствий публикациям Б. никогда не чинили, а со временем ввели его в бюро Вологодского обкома партии, сделали народным депутатом СССР «по списку КПСС» (1989) и под занавес даже избрали членом своего ЦК (1990–1991). А евреи…

Так уж вышло, но первую славу Б., как и всей деревенской прозе, создали если и не одни евреи, то вообще подозрительное в его глазах интеллигентское сословие. И суровая Л. Чуковская восторгалась «Привычным делом»[355], и требовательные Е. Дорош, И. Соловьева, И. Виноградов, Ю. Буртин, иные многие либералы писали о Б. с исключительной доброжелательностью.

А вот поди ж ты!.. Когда в «Новом мире» еще при А. Твардовском печатались «Плотницкие рассказы» (1968. № 7) и «Бухтины вологодские завиральные» (1969. № 8), Б. бывал в редакции часто. И вспоминает он об этом вроде бы с благодарностью, но не забывает упомянуть и про «некоторую специфичность» взглядов своего редактора А. Берзер, и что с Ю. Буртиным он приятельствовал, так как «считал его русским». Что же до остальных своих непрошеных друзей, и отнюдь не обязательно этнических евреев, то в ход шли понятные тогда эвфемизмы — «татары», мол, или «французы».

Конечно, советская власть любые националистические выпады в печать не пропускала, и до известной степени заменой не у одного Б., а у многих деревенщиков стало резкое обличение космополитической городской цивилизации, напрочь будто бы забывшей о своих корнях. Так что пройдут шестидесятые, пройдут семидесятые, и только роман «Все впереди» (Наш современник. 1986. № 7–8) окончательно разорвет симфонию Б. и либералов, верующих в его талант, ибо в этом романе, — называет С. Семанов вещи своими именами, —

раскрывается духовно-нравственная ущербность образованных горожан, впервые в художественной форме поднимается вопрос о растлевающем влиянии иудейско-масонской идеологии, ее гибельности для русского человека[356].

Теперь уже и трилогия о коллективизации (Север. 1972. № 4–5; Новый мир. 1987. № 8, 1989. № 3, 1991. № 3–4; Наш современник. 1994. № 1–2, 1997. № 9–10, 1998. № 2–3) будет прочтена как книга о навязанном инородцами геноциде крестьянства, когда, — цитата, — «масоны и евреи во главе с Лениным облепили революцию как мухи» и когда, — еще одна цитата, — Сталин «лишь орудие в чужих масонских руках. <…> Он бросил под ноги ленинским апостолам миллионы мужицких душ. Иначе его давно бы отстранили от руля великой страны».

Трудно, конечно, сказать со всей определенностью, но не исключено, что именно в силу этой устоявшейся репутации антисемита и националиста Б., щедро награжденному орденами и медалями, отмеченному Государственной премией СССР (1981), советская власть даже под занавес так и не дала звания Героя Социалистического Труда — как дала она это звание другим деревенщикам — В. Распутину (1987), С. Залыгину (1988), В. Астафьеву (1989), Е. Носову (1990).

Всем хорош писатель, но чудит. И, побывав в народных депутатах, Б. в 1990–2000-е годы уже как публицист с редким постоянством обличал перестройку, пытаясь одурманенному народу открыть глаза на очередную «троцкистскую революцию, на масонов и мировой заговор против России»[357].

С ним спорили и с ним соглашались. Его риторику не принимали во внимание. Но лучшие книги Б. продолжали перечитывать. И сейчас перечитывают.

Соч.: Собр. соч.: В 7 т. М.: Классика, 2011–2012.

Лит.: Селезнев Ю. Василий Белов: Раздумья о творческой судьбе писателя. М.: Сов. Россия, 1983; «Кануны» В. Белова. М.: Сов. писатель, 1991; Смолин А. Василий Белов — классик русского рассказа. Вологда: Книжное наследие, 2007.

Беляев Альберт Андреевич (р. 1928)

Сейчас Б. все забыли. Не очень даже ясно, жив ли он и, если жив, то где обретается. По слухам, в Германии[358], как и многие бывшие, но вряд ли возможно на эти слухи полагаться.

А между тем на протяжении тридцати лет именно этот, — сошлемся на оценку Л. Левицкого, — «литературный надсмотрщик или, точнее говоря, надсмотрщик литературных надсмотрщиков»[359] если и не управлял теченьем писательских мыслей, то решал, могут ли они быть обнародованы и с какими поправками, с какими изъятиями, кому занять ключевую должность в литературном мире, а кому ее лишиться, кто заслуживает поощрения, а кто, совсем наоборот, травли.

Происхождения Б. по советским меркам обычного: его отец, слесарь по металлу из города Грязи, в 1937-м получил 15 лет лагерей и строил железную дорогу Воркута — Котлас, что не помешало сыну закончить Архангельское мореходное училище (1949), вступить в партию (1950), три года ходить штурманом на судах Мурманского арктического пароходства, дорасти до должностей первого секретаря Мурманского горкома (1953–1956), а затем и обкома (1956–1959) ВЛКСМ.

Параллельно он, дебютировав еще в 1953 году, сочинительствовал — выпустил сборники морских рассказов «В дальнем рейсе» (Мурманск, 1959), «Море шумит» (Мурманск, 1961), иные прочие. И параллельно же учился — до 1958 года заочно на факультете иностранных языков Архангельского пединститута и очно в аспирантуре Академии общественных наук при ЦК КПСС (1959–1962). Причем учился, надо думать, неплохо — во всяком случае, английским овладел и уже осенью 1961 года