Три богини судьбы - Татьяна Степанова

Меню армянского ресторана, присланное еще накануне по факсу, пылилось на его столе в кабинете. Долма эчмиадзинская, люля-кебаб, хашлама из ягненка, джермук, кизиловая водка и коньяк «Арарат».

Геворкян обо всем этом совершенно забыл. Он сидел на пульте охраны рядом с дежурным и, не отрываясь, смотрел в монитор. А там, на сером экране, весь бокс и этот «ТРЕТИЙ», как называли все это между собой сотрудники Центра судебной психиатрии, избегая произносить фамилию испытуемого, был как на ладони.

И ОН тоже был как на ладони.

В этот поздний час ОН не спал, хотя в десять часов получил двойную дозу снотворного – внутримышечно.

– Сидит как сыч, – сказал молодой белобрысый охранник. Хотя ОН не мог слышать их, охранник отчего-то говорил сиплым шепотом. – Сидит… А иногда ходит. Когда разговаривает с врачом или санитаром, все вроде ничего… Только рот как-то на сторону кривится у него, я заметил… Но вроде ничего. А иногда сюда, прямо в камеру взглянет…

– Ерунда, – сказал Геворкян. – Камера скрыта, вы же сами знаете, оттуда изнутри невозможно найти ее.

– Найти-то невозможно, – охранник помолчал, – только он знает… видит, прямо в камеру смотрит порой, на меня и…

– Ну, ну, пустяки. Вы здесь все время в ночную смену? – Геворкян покосился на охранника. Совсем еще паренек…

– С Карповым пришлось поменяться, он с девчонкой живет, ну и та претензии стала предъявлять, уйти грозится. А я не против ночных дежурств, холостой еще, только… Вот что я вам скажу, доктор. Неладно тут что-то.

– В смысле? – Геворкян поднял седые брови.

– В смысле вот с ним. Как он смотрит порой оттуда.

– Знаете, я поговорю со старшим смены, они найдут выход из положения, и вы…

– Да я ж сказал, я не против ночных дежурств!

Геворкян посмотрел в монитор. ОН сидел на постели, облокотившись о подушку, и листал журнал. ЕМУ не давали свежих газет, потому что дело о расстреле на Арбате до сих пор не сходило с полос, зато по распоряжению Геворкяна ему давали модные журналы. И как раз сейчас он разглядывал какой-то «глянец» – обувь из новых коллекций, поступивших в столичные бутики.

Геворкян встал с кресла. Надо ноги размять, сходить к дежурной сестре. У той всегда наготове крепкий кофе. Или уже пора ехать домой, вызвать машину? Нет, он еще должен побыть здесь, еще немного.

Он шел по длинному коридору – мимо аудиторий для занятий с практикантами и студентами, мимо лифтов. Этот путь он проделывал тысячи раз, но в этот вечер… в этот июньский вечер, наливавшийся за пуленепробиваемыми окнами чернильным осенним гноем…

Как трудно дышать…

Хашлама… джермук…

Спиртное можно будет с собой привезти, об этом следует сразу договориться с официантом… Они меня знают, не откажут… Меня все знают…

МЕНЯ… Я…

«У ВАС МНОГО РАН НА ТЕЛЕ, ВЫ ПОМНИТЕ, КАК ОНИ ПОЯВИЛИСЬ?»

ДОБРЫЙ ВЕЧЕР…

ЗДРАВСТВУЙТЕ, ДОКТОР…

ОТВЕЧАЙТЕ, БУДЬТЕ ЗДЕСЬ СЕЙЧАС И СО МНОЙ, НЕ УХОДИТЕ, НЕ ПОЗВОЛЯЙТЕ УВЕСТИ СЕБЯ!

Я ЗДЕСЬ…

И ТЫ ЗДЕСЬ…

И опять словно что-то треснуло… Кокон или скорлупа… А потом заскребло по бетону, пытаясь вырваться, выбраться…

Геворкян застыл посреди коридора – в белом халате на фоне белой стены. Этот звук… Когда они были вместе там в боксе, с НИМ…

Он оглянулся – резко, испуганно. Что это было? Вот сейчас? Шорох… будто осыпалась чешуя… Словно там, за спиной, что-то пронеслось – гигантская бабочка, летающий ящер… шорох, скрежет – крыльев или когтей?

И в коридоре центра погас свет. Очутиться вот так внезапно в темноте было… Геворкян ощутил, как разом взмокли его ладони. Окунуться в темноту, будто ослепнув, потеряв направление. Вот тут стена, пальцы ощущают, какая она холодная… липкая… Липкая? Это же больничный коридор! А там дальше пустота…

НЕ ЗАЖИГАЙТЕ, НЕ ЗАЖИГАЙТЕ СВЕТА – ИНАЧЕ БЕДА!

Свет вспыхнул так же резко, как и погас. Геворкян зажмурился. Несколько секунд он приходил в себя, стараясь собрать все в себе в кулак. Что за чушь такая… слабость, непростительная слабость… нервы… На воды надо ехать в Карловы Вары с женой… в Кисловодск, в горы, домой, в Армению…

Он быстро вернулся на пульт охраны. Отчего сейчас это казалось важным, первостепенным – проверить, все ли там в порядке.

– Электричество вырубилось, – сообщил охранник.

– Да… Что с электронными замками?

– Там же батарея с почти суточным запасом. Тут вот все отключилось на пару минут – система слежения.

– А это что за осколки? – Геворкян ощутил, как под ногами хрустит стекло.

– Это я чашку уронил, сейчас соберу, – охранник хотел было наклониться, но вдруг застыл, вперяясь в монитор.

Геворкян быстро подошел.

Оттуда, из бокса, ОН смотрел прямо в камеру, приблизив лицо свое, казалось, к самому окуляру. ОН действительно как будто что-то искал… шарил взглядом, ощупывал, как слепец, чьи глаза как кислота выжгла тьма…

И вот его взгляд остановился на молодом охраннике.

Зрачки расширились… ноздри затрепетали…

ОНО УЖЕ ЗДЕСЬ… ОНО ЧУЕТ…

– Тварь! – не своим голосом вдруг взвизгнул охранник. И визг этот, поросячий истерический визг в тишине ночной, заставил Геворкяна, видевшего многое в своей профессии, вздрогнуть. – Тут тебе не Арбат, тварь! До меня ты не доберешься!

Когда светит солнце, дни похожи один на другой. И все так отчетливо и ясно, привычно, даже скучно. И как будто ничего не было… И нож ритуальный спрятан подальше от дневного света, чтобы солнце не попало на лезвие, что так и не успели отмыть.

И только горничная, глупая горничная больше здесь не служит, не накрывает на стол и не отвечает на телефонные звонки.

В доме на Малой Бронной…

– Это агентство по подбору персонала? Здравствуйте, вот хочу найти помощницу по хозяйству… Да, да… нет, это не подойдет, лучше иногородняя, молодая – откуда-нибудь из сельской местности, с периферии, можно из Средней Азии.

Руфина – старшая сестра-Парка, снова превратившаяся в хозяйку дома, звонила по телефону, разговаривала, обсуждала предложения агентства, а сама чутко прислушивалась к голосам, доносившимся из зала.

Как будто ничего не было… Впрочем, когда ЭТО случалось прежде, еще при их матери, жизнь в доме тоже не замирала. Постепенно входила в привычную колею – при дневном свете.

Они даже начали прием клиентуры. Ника наконец-то покинула свою комнату наверху. Она никак не хотела там больше оставаться после той ночи. Руфина не спускала с нее глаз. Ее волновало – изменилась ли сестра, но у Ники этого невозможно было понять. А объяснить она тем более была не способна. И Руфина думала: может, это и хорошо, что разум ее такой. Здоровый, нормальный, возможно, не выдержал бы таких испытаний.